Духовой оркестр приюта. В центре дирижер Федор Федорович Крейнбринг. Фотография из альбома «Приют братьев Рукавишниковых в Москве» (1890)

21 мая 2024 года исполняется 160 лет Рукавишниковскому приюту — первому детскому исправительному учреждению в России, становление и развитие которого неразрывно связано с именами братьев Николая (1845–1875) и Константина (1848–1915) Васильевичей Рукавишниковых. Согласно уставу, он имел целью «нравственное исправление малолетних преступников мужского пола, приучение их к честному и полезному труду»¹.

Весной 1869 года Н. В. Рукавишников посетил в Московском университете публичную лекцию профессора М. Н. Капустина об исправительном воспитании малолетних преступников в Московской дисциплинарной школе‑приюте. После лекции и знакомства со школой Рукавишников принял решение посвятить себя обездоленным детям. Первоначально подобное намерение не встретило понимания со стороны родителей — Василия Никитича (1811–1883) и Елены Кузьминичны (1818–1879), но, видя решимость и настойчивость сына, они благословили его на сей труд. Подав прошение о своем желании занять пост директора исправительной школы, Н. В. Рукавишников отправился в Феодосию, где в середине 1860‑х годов Василий Никитич купил у наследников покорителя Кавказа генерала П. С. Котляревского усадьбу «Добрый Приют». Николай Васильевич ожидал ответа на прошение и, получив одобрение, в середине августа отбыл в Москву. В конце 1869 года он принял директорство над приютом. На тот момент ему исполнилось 24 года. «Отличительной чертой его в обращении с другими людьми была простота и какая‑то застенчивая скромность. Он мало с кем сходился. Сердечно привязанный к отцу, он более всего на свете любил свою мать, находя в общении с нею высшую радость, стремясь только к ее ласке и счастливый только ею. Его душа ни в ту пору, ни потом не была загрязнена ни одним низменным впечатлением. И ему это не стоило никакой борьбы, никаких усилий. Благоухающая чистота его нравственного облика была истинно Божиим даром, а не плодом сознательного умерщвления плоти или рассудочного стремленья к самосовершенствованию. Будучи чужда сухого аскетизма, она соединялась с неистощимой силой нежности, носила в себе способность любить безгранично и самоотверженно»².

За время директорства Н. В. Рукавишникова в учреждении увеличилось число воспитанников, были организованы переплетная, столярная, сапожная и резчицкая мастерские, арендовано близ Девичьего поля просторное помещение с садом. Но самая важная сторона его деятельности заключалась в принятой им системе перевоспитания: строгий, но не жесткий контроль; постоянный контакт, занятия и беседы с детьми; присутствие на уроках мастерства и проведение коллективного досуга; общие посещения приходской церкви, совместные молитвы, праздничные рождественские и пасхальные встречи. При этом Николай Васильевич являлся еще и членом Славянского благотворительного комитета³. По воспоминаниям современников, он «представлял редкое сочетание красоты душевной и телесной: природа вполне одаряет иногда своих избранников. Сердечная теплота высказывалась в светлом взгляде его добрых синих глаз, в улыбке немного крупных губ, в крепком пожатии белой нежной руки. Он был среднего роста, говорил обыкновенно стоя и глядел прямо в лицо собеседника, пощипывая свою темную бороду. Нос у него был прямой и продолговатый, правильный оклад лица. Костюм Николая Васильевича состоял обыкновенно из поношенного сюртука и тонкого белья безукоризненной белизны»⁴. По ходатайству общественности «с высочайшего соизволения» еще при жизни Н. В. Рукавишникова приют назвали его именем»⁵.

В первых числах июля 1875 года у Николая Васильевича состоялась совместная прогулка с воспитанниками на Воробьевы горы. На природе он до вечера играл с детьми в подвижные игры, отдыхал на траве и слегка простудился. Однако через несколько дней недомогание резко обострилось: доктор нашел у больного признаки сильного ревматизма. Болезнь быстро прогрессировала, и 8 августа Н. В. Рукавишников скончался. Похороны состоялись 11 августа на кладбище Новодевичьего монастыря. Отпевание и заупокойную панихиду совершил протоиерей Н. А. Сергиевский в церкви святителя Николая Чудотворца в Гнездниках. На груди умершего покоилась икона Спасителя, белый покров был усыпан цветами. С одной стороны гроба стояла семья Рукавишниковых, с другой на коленях — воспитанники приюта. Тут уместно вспомнить, что незадолго до этого декан Вестминстерского аббатства протестантский проповедник Артур Стенли, посетив московский детский исправительный приют, побеседовав с директором, 27‑летним юношей, и увидев благие плоды его деятельности, сказал: «Умру спокойно, я видел святого»⁶. Примечателен также следующий факт: в зале общего собрания Тюремного конгресса, проходившего в Риме в 1885 году, среди портретов русских императоров‑законодателей Екатерины II и Николая I, государственных деятелей М. М. Сперанского и Д. Н. Блудова находился портрет Н. В. Рукавишникова, а на выставке произведений воспитанников исправительных учреждений, работавшей в рамках конгресса, были представлены изделия из мастерских Рукавишниковского приюта⁷.

После смерти Николая Васильевича приют оказался в бедственном положении. В 1878 году двое других братьев Рукавишниковых — Константин и Иван (1843–1901) — обратились с ходатайством в Московскую городскую думу о передаче учреждения городу с присовокуплением крупного денежного пожертвования»⁸. На эти средства было куплено домовладение на Смоленской площади, состоявшее из каменного трехэтажного дома, трех флигелей и большого сада. Впоследствии Константин Васильевич приобрел еще соседний земельный участок. Возводились хозяйственные постройки, магазин для продажи продукции приютских мастерских, общежитие воспитателей. Занимавший тогда пост московского городского головы правовед Б. Н. Чичерин отмечал, что К. В. Рукавишников «был предан основанному его умершим братом приюту для малолетних преступников. Под его руководством это заведение шло отлично, и он приносил для него большие жертвы. Однажды он приехал ко мне в Управу: “Вы знаете, — сказал он, — я человек боязливый; мне все как‑то совестно перед думой, что я ввожу ее в слишком большие расходы. Так вот, я привез вам 50 тысяч рублей для покрытия процентами лишних издержек”. И он тут же передал мне эту сумму из рук в руки»⁹.

В 1879 году к основному зданию пристроили церковь в византийском стиле (архитектор А. Л. Обер). В ноябре того же года последовало высочайшее распоряжение о внутреннем благоукрашении церкви¹⁰, освященнной 6 декабря во имя святителя Николая Чудотворца. «Она осенена деревьями сада, в который выходит тремя полукружиями. Белые стены и низкий иконостас из серого мрамора без всяких серебряных или золотых украшений. Эта церковь своими скромными размерами, своей строгой архитектурой и изящной простотой напоминает древние греческие храмы. <…> Приютская церковь — лучший памятник Н. В. Рукавишникову. За каждой обедней поминают его имя рядом с именем матери, так горячо им любимой и так недолго пережившей его»¹¹. Никольская церковь стала для Рукавишниковых «своей»: интерьеры украсились предметами рукоделия, изготовленными барышнями семьи; здесь венчались и сами Рукавишниковы, и их многочисленные родственники; здесь отпевали Василия Никитича и Константина Васильевича. «При церкви понадобился хор, его образовали из своих же мальчиков, и они так хорошо пели, что нашу церковь начали посещать»¹². В приюте оказалось немало способных воспитанников с хорошим музыкальным слухом. Для них пригласили учителя — капельмейстера Александровского военного училища Ф. Ф. Крейнбринга, организовавшего впоследствии духовой оркестр. По праздникам приютский оркестр играл на ближнем бульваре; приглашался и к участию в важных городских мероприятиях — например, во встрече императорской семьи при ее посещении Московской городской думы в мае 1896 года¹³.

Главой правления приюта являлся попечитель, избираемый думой; был еще пожизненный почетный попечитель от семьи Рукавишниковых — обе эти обязанности одновременно исполнял Константин Васильевич.

Жизнь воспитанников подчинялась строгому распорядку. «Встают они и зимой, и летом в 5½ часа утра; после молитвы и небольших гимнастических упражнений получают по куску хлеба и в течение двух часов работают в мастерских; затем завтракают, после чего, именно от 8½ до 11 часов, занимаются в школе, а с 11 до 12½ часов учатся черчению и рисованию, или же в это время происходят спевки церковного хора; в 12½ часов — обед, а после него до 2 часов — отдых и прогулка; от 2 до 4 часов — работы в мастерских, а для обучающихся музыке новичков от 2 до 3 часов — занятия музыкой; в 4 часа чай и до 5 часов отдых; с 5 до 6 часов для младших учебных групп и для менее способных воспитанников — школьные занятия в виде чтения, письма и заучивания наизусть; от 6 до 8 часов происходят работы в мастерских; один день в неделю от 4½ до 6½ часов воспитанники заняты музыкой и один день пением; в 8 часов работы оканчиваются, и через ¼ часа ужин, после которого воспитанники ложатся спать. В летнее время по утрам воспитанники ходят купаться, школьные занятия несколько сокращаются, а после ужина в хорошую погоду дозволяется гулять»¹⁴.

В приюте действовала система наказаний и поощрений. В качестве первых практиковались выговоры, внушения, предупреждения, в особых случаях — ограничения в пище, получасовое стояние у стены, заключение на сутки в карцер. «Личные поощрения заключаются в нашивке галунов, в позволении держать птиц, покупать лакомства, пользоваться приютскими коньками для катанья на льду, в праве на отпуск, прогулки, посещение театров и музеев; высшей наградой служит условное освобождение. Поощрения для целого отделения состоят в публичной похвале и общих прогулках за город; провинившиеся в таком отделении не наказываются, a xopoшиe воспитанники награждаются в большей степени, чем это делается обыкновенно. Наконец, в виде поощрения всему приюту предпринимаются дальние летние экскурсии за город, а зимою устраиваются елки и другие развлечения»¹⁵.

Большое значение придавалось религиозному воспитанию: ежедневные молитвы — утренние и вечерние, до и после занятий, перед принятием и после принятия пищи; обязательное присутствие на воскресных и праздничных богослужениях; строгое, за исключением случаев противопоказаний по состоянию здоровья, соблюдение постов; беседы на библейские и церковные темы. С целью расширения кругозора подопечных директор и преподаватели проводили чтения по разным отраслям знаний. Поскольку соответствующих изданий на русском языке имелось крайне мало, К. В. Рукавишников учредил три премии (1000, 450 и 200 руб­лей) за написание книг для исправительных заведений. После окончания срока пребывания в приюте юношам предлагались рабочие места у частных нанимателей. За трудоустроенных таким образом вносился залог в размере 40 рублей: в случае добросовестного поведения выпускника в течение трех лет залог поступал в пользу нанимателя, а бывший воспитанник получал небольшой денежный капитал, облегчавший ему возможность устроиться в жизни. На этом патронат приюта в отношении воспитанника заканчивался.

Рукавишниковский приют дважды праздновал юбилеи: 17 июня 1890 года — 25‑летний¹⁶, 21 мая 1914‑го — 50‑летний. В день первого торжества здание, двор и сад украсили национальными флагами. В Никольской церкви митрополит Московский и Коломенский Иоанникий при пении хора воспитанников отслужил благодарственный молебен. Затем состоялось собрание с принятием поздравлений от учреждений и частных лиц. Закончился праздник обедом в ресторане «Эрмитаж», где гостям преподнесли «альбомы фотографических снимков помещения приюта и типов воспитанников, а также изящные эмальированные серебряные жетоны с надписями: на одной стороне — “Asile urbain Roukavichnikoff, Moscou” (городской приют Рукавишникова, Москва. — Л. Г.), которая окружает герб Москвы и под которою поставлена цифра “1890”, а на другой — “Congrеs pеnitentiaire” (Пенитенциарный конгресс. — Л. Г.), внутри которой означено “XXV”, а внизу — “17–29 juin”»¹⁷. В день 50‑летнего юбилея дом приюта украсили гирляндами из зелени и цветов, флагами, живописными транспарантами, в числе коих был лозунг: «Из тьмы мы идем к свету». Над центральным входом поместили портрет Н. В. Рукавишникова. Директор и служащие преподнесли поздравительно‑благодарственный ад­рес К. В. Рукавишникову. В Новодевичьем монастыре на могиле Николая Васильевича и его родителей была отслужена панихида. Воспитанники с хоругвями прошли маршем под звуки духового оркестра, затем их пригласили на праздничный обед.

С 1905 года Константин Васильевич по нездоровью отдалился от общественной деятельности, оставаясь пожизненным почетным попечителем приюта. Когда он скончался, почетным попечителем от семьи стал его сын Николай Константинович...