Здание Электрозавода (Электрозаводская улица, 2

«Москва <…> расположена в одном из живописнейших мест на свете»¹, — записал в дневнике 18 января 1722 года молодой голштинец Фридрих-Вильгельм Берхгольц, побывав там, где сегодня прогуляемся и мы. Отправной точкой нашего путешествия станет замок — замок на Хапиловке. Но не химера ли это? Возможно ли соединение элементов, вызывающих столь различные ассоциации? Между тем замок такой есть: это Электрозавод, построенный в начале ХХ века близ устья притока Яузы Хапиловки.

Гулять мы будем по району, находящемуся между Яузой, Большой Семеновской улицей, Измайловским Валом, Преображенским Валом и Преображенской площадью. В конце XVII — начале XVIII века здесь располагались Семеновская и Преображенская солдатские слободы, однако о них напоминают разве что топонимы. Сохранившиеся же памятники архитектуры свидетельствуют о времени, когда этот район стал фабричной окраиной Москвы. Несмотря на многочисленные разрушения, он пока частично сохранил свой уникальный облик, а потому поспешим увидеть то, что еще осталось.

■ ■ ■

Архитектурная доминанта округи — Электрозавод. Его здание возвели для размещения эвакуированного из Риги во время Первой мировой войны товарищества русско‑французских заводов «Проводник». Проект выполнил в модном тогда неоготическом стиле архитектор Г. П. Евланов. Главный фасад напоминает портал средневекового собора, а в целом здание подобно огромному замку, причем это сходство в начале прошлого века было очевиднее, чем сейчас. Царивший над одно- и двухэтажной деревянной застройкой «замок»-завод стоял при слиянии двух рек, а неподалеку находился пруд, размерами напоминавший скорее озеро. И действительно: длина засыпанного в начале 1930‑х годов Хапиловского пруда превышала два километра, а ширина составляла около 150 метров. Простирался он от места слияния Сосенки и Серебрянки до плотины в начале Суворовской улицы. Далее из пруда вытекала речка Хапиловка, на которую глядел фасад завода. Правда, подобное соседство едва ли кому казалось живописным: Хапиловка была узкой и грязной речкой. Однако позволим себе представить, как все здесь могло бы выглядеть, если бы пруд и речку не засыпали, а должным образом благоустроили, памятуя о значении данного места в судьбе нашей страны…

Впрочем, речь об этом пойдет ниже, а мы пока вернемся к истории Электрозавода. К строительству приступили во второй половине 1915 года, а летом 1916‑го завод уже работал. Революция и Гражданская война прервали его деятельность, которая начала восстанавливаться в 1921 году. В 1926‑м наконец завершилось строительство здания — уже по проекту архитектора Г. С. Шиханова. Первоначально на территории располагались различные производства. В 1928 году предприятие сориентировали на выпуск электроламп и энергетического оборудования и назвали Электрозаводом. Через десять лет его переименовали в Московский электроламповый завод, однако окрестные топонимы связаны с прежним названием: Электрозаводская (бывшая Генеральная) улица, 1‑й и 2‑й Электрозаводские переулки, Электрозаводский мост, станция метро «Электрозаводская» и одноименная железнодорожная платформа. Он являлся крупнейшим в своей отрасли производственно‑научным центром СССР, продукция которого была известна и за границей, но в 1990‑х годах начались тяжелые времена, а в 2008 году завод прекратил свое существование². Сейчас на его территории расположены различные организации; попасть туда можно в составе экскурсии.

С Электрозаводом связаны последние месяцы жизни В. В. Маяковского. Поэт посвятил ему «Марш ударных бригад», впервые опубликованный 4 января 1930 года в заводской многотиражке. Тогда же, в начале 1930 года, Маяковский сочинил для Электрозавода восемь лозунгов «1. Следи за временем, за материалом, за собой! / На все — экономии о́тсвет. / И это будет последний и решительный бой / с потерями в производстве. 2. Каждая работница, каждый рабочий — / береги материалы! борись с порчей! 3. Где прогульщик? / Жив Курилка! / В дымной гуще / торчит в курилке. 4. Лентяев и разгильдяев сметайте начисто! / Даешь работу высшего качества! 5. Того, кто любит водкой нализаться, / не проймет никакая рационализация. 6. Богомольных прогульщиков с Электрозавода вон. / Не меняй гудок на колокольный звон. 7. Смотри, чтоб время болтовней не тратили. / После работы наговоришься с приятелем. 8. Болтливость — растратчик рабочих часов. / В рабочее время — язык на засов»³.

«Марш» призывает к стремительному прорыву в новую жизнь («Вперед, / в египетскую / русскую темь, / как / гвозди, / вбивай / лампы!»), лозунги — к экономии, аккуратности, порядку, дисциплине. Пафос позднего творчества В. В. Маяковского, вероятно, одобрил бы Петр I, за двести с лишним лет до появления Электрозавода начинавший свою реформаторскую деятельность именно здесь, близ устья Хапиловки.

■ ■ ■

В середине XVII века в заболоченном устье Хапиловки и в соседнем пруду⁴ плавали лебеди, а рядом шумела березовая роща, называвшаяся Лебяжьей. Здесь были владения царя Алексея Михайловича⁵, дворец которого стоял в окружении обширных садов на другом берегу Яузы⁶. «Но — увы! — с горечью писал в конце XIX века старожил и крае­вед здешних мест Петр Васильевич Синицын, — через десяток‑другой лет все заглушил гром барабанов, вопли казнимых, хохот процессий “всешутейшего и всепьянейшего князя‑папы Яузского и Заяузского”, потом все заглохло, замолкло, завершилось чумой и пришлым, частью сектантским, населением!»⁷

После смерти Алексея Михайловича в 1676 году его вдова Наталья Кирилловна поселилась с сыном Петром в Преображенском. Юный царь рос, целыми днями самозабвенно играя в войну. Игрушечных солдатиков вскоре заменили настоящие, а в середине 1680‑х годов на левом берегу Яузы возникла солдатская слобода, где квартировали «потешные» из Преображенского и Семеновского полков. Свои военные забавы Петр перенес подальше от дома и поближе к полюбившейся ему Немецкой слободе, а в 1689 году и сам здесь поселился. Непосредственным поводом стал возглавленный царевной Софьей стрелецкий бунт. Несмотря на подавление бунта, Петр не чувствовал себя в безопасности и решил обосноваться рядом с преданными ему полками. Кроме того, семнадцатилетний царь хотел окончательно избавиться от старинного дворцового быта, опеки матери и надоевшей молодой жены. Да и само место у пруда между Яузой и Хапиловкой пришлось ему по душе: реки, речки, ручьи, пруды, болота — Петра с раннего детства тянуло к воде.

Дворец — точнее, довольно скромный дом — Петра находился, по мнению П. В. Синицына, немного выше устья Хапиловки, на нечетной стороне Генеральной (ныне — Электрозаводской) улицы, напротив Пустого (ныне — 2‑го Электрозаводского) переулка⁸. Туда мы и направимся.

■ ■ ■

От главного фасада Электрозавода улица идет вдоль ограды чуть вверх. Минут через пять слева появится проезд, ныне представляющий собой продолжение 2‑го Электрозаводского переулка и соединяющий Электрозаводскую улицу с Преображенской набережной. Проследуем по нему до второй проходной бизнес‑центра на месте бывшего шелкового комбината имени П. П. Щербакова. Отсюда дорога устремляется под уклон. Мы у цели. Примерно здесь находился первый собственный дом Петра I — Ново-Преображенский, или Нагорный, дворец, построенный в 1690 году⁹.

18 января 1722 года камер‑юнкер герцога Голштинского Ф.-В. Берхгольц решил увидеть дворец императора и после конной прогулки в Преображенскую слободу так описал свои впечатления: «Это старый, маленький и плохой деревянный дом. Глядя на него снаружи, нельзя не признать его за жилище простого человека, потому что в нем, по‑видимому, нет и шести порядочных комнат, несмотря на то, что недавно к нему пристроили новый флигель для принцесс. Стоит он в узком и дурном переулке, к которому с большой улицы ведет очень тесный проход, и окружен небольшим частоколом»¹⁰. Выехав из слободы и оглянувшись, Берхгольц заметил, что издали дворец «кажется немного лучше, потому что стоит на горе и имеет открытый вид на поле, притом не окружен так частоколом, как с другой стороны; но и отсюда он все‑таки не похож на дом императора: единственное различие между ним и окружающими его домами состоит только в том, что он немного побольше, имеет более конюшен и флигелей, и что оконные рамы в нем обиты красным сукном»¹¹.

31 октября 1722 года Берхгольц вновь наведался сюда, чтобы посмотреть новый дворец императора, возводившийся к прибытию Петра I в Москву. «Он поставлен на том же месте, где стоял прежний дом, и состоит из такого же количества комнат такой же величины, как было в том, с той только разницей, что теперь сзади пристроен к нему новый флигель, отчего прибавятся две лишних комнаты, и что новый дом сделан на каменном фундаменте. <…> Новый императорский дом состоит из девяти или десяти маленьких комнат; но он еще без крыши, без окон, дверей и печей, вообще не снабжен еще почти ничем; поэтому я не понимаю, как они успеют отделать его к приезду императора, да и что скажет Его величество, если по возвращении из похода найдет свой дом не готовым? Солдат, водивший нас, уверял, что те, которым поручен надзор за постройкой, просто потеряли голову от страха, потому что пропустили лучшее время лета и не сделали решительно ничего, воображая, что император не так скоро воротится. Зато теперь они всеми силами принялись за работу, и дом, говорят, непременно должен быть готов через две недели, что нам показалось невозможным»¹².

Петр I приехал в Москву 18 декабря 1722 года и поселился с семьей и ближайшим окружением в более просторном Старо-Преображенском дворце, построенном его отцом. Вероятно, императора предупредили, что работы в Преображенской слободе не вполне закончены. По‑видимому, за два с лишним месяца пребывания в Москве он даже не заглянул сюда, так что беспечным строителям на сей раз повезло… Лишь 24 февраля 1723 года, в последний день Масленицы, Петр пожаловал в Преображенское во главе огромной процессии, дабы торжественно сжечь свое старое жилище. Церемония, по свидетельству Берхгольца, началась около часа пополудни. Первым делом дамы вслед за императрицей отправились в обреченный сожжению дом, который привезли в разобранном виде и установили на площади. «Дамы должны были выпить в нем по большой английской рюмке венгерского вина, которое на многих из них так подействовало, что они <…> едва могли ходить». После того, как дамам позволили немного отдохнуть в новом доме, в старый дом вошли мужчины, и «каждый получил из собственных рук императора по большому кубку венгерского». Когда стемнело, дом подожгли. «На всех сторонах крыши и по стенам засветили голубой огонь, — продолжает Берхгольц. — Сам император собственноручно поджег прилаженные для этого голубые фитили, и весь дом чудно обрисовался в темноте, а когда эти фитили догорели, он вдруг весь вспыхнул и горел до тех пор, пока от него не осталось ничего. Во все это время император с некоторыми вельможами и <…> барабанщиками <…> бил в набат. Так как в городе звонили также во все колокола и пылавший дом ярко освещал небо, то мы думали, что звонят <…> по приказанию или неведению, что пожар этот потешный <…> однако ж после узнали, что в то же самое время в городе был настоящий пожар». Затем устроили фейерверк, который император с императрицей и ближайшим окружением наблюдал из окон нового дома. Петр, пребывавший в прекрасном настроении, объяснил герцогу Голштинскому сожжение своего старого дома тем, что в нем он «решил вопрос относительно войны, которая теперь, слава Богу, кончилась миром»¹³.

Вечером следующего дня Петр, провожаемый пушечной пальбой, покинул Москву. Вернувшись через год, 22 марта 1724 года, он хотел поселиться в новом каменном Головинском дворце, однако там оказалось довольно холодно, а потому императорская семья некоторая время жила в Ново-Преображенском дворце, который можно было хорошо протопить. Главным событием последнего визита
Петра I в Москву стала коронация Екатерины I (7 мая)¹⁴.

После отъезда Петра в Ново-Преображенском дворце воцарилась гробовая тишина; в полумраке маленьких низких комнат еще долго смотрели друг на друга с портретов члены «Всешутейшего, всепьянейшего и сумасброднейшего собора», бражничавшие здесь во главе с царем. Во второй половине XVIII века портреты увезли в Петербург, а в ХХ столетии они стали называться «Преображенской серией» и заняли заметное место в истории русской портретной живописи.

Оставшийся без хозяина дворец ветшал, но в конце XVIII века, вероятно, отчасти сохранял прежний облик. По словам П. В. Синицына, опиравшегося, по‑видимому, на свидетельства преображенских старожилов, был он «небольшой, в два этажа, нижний этаж, выложенный целиком из гранитного дикого камня, расположен был в виде буквы П и имел немного окон на улицу с железными в них решетками»¹⁵.

Между тем окрестности заброшенного дворца, обезлюдевшие после чумы 1771 года, начали постепенно возрождаться. Но теперь обитали здесь не солдаты, а купцы, ремесленники и простой рабочий люд, среди них — немало старообрядцев, потянувшихся сюда после основания Преображенского кладбища, которое сделалось одним из важнейших старообрядческих духовных центров. Так и получилось, что с конца XVIII века хозяевами здешних мест стали столь ненавистные Петру старообрядцы. Более того, около 1800 года, когда обветшавший и никому не нужный петровский дворец разобрали, именно старообрядец Лаврентий Иванович Осипов купил и употребил на строительство собственного дома камень, из которого был сложен фундамент дворца¹⁶. Другой старообрядец, Федор Алексеевич Гучков (1777–1856), в 1830‑х годах приобрел прилегавшую к дворцу территорию и устроил на ней текстильную фабрику; позже на ее месте появилось предприятие «Проводник», а затем — Электрозавод¹⁷.

■ ■ ■

Дальнейший путь лежит через территорию бизнес‑центра «Лефорт». Его корпуса строились в начале ХХ века по проекту архитектора В. Г. Залесского для Товарищества шелковой мануфактуры, основанного в 1881 году жившими в Москве французскими предпринимателями Юлием Петровичем Гужоном (1852–1918) и Андреем Петровичем Мусси.

Ю. П. Гужон — одна из заметнейших фигур в истории российской промышленности: он являлся главным учредителем Товарищества московского металлического завода — будущего завода «Серп и молот», ликвидированного в начале нашего века. А. П. Мусси, помимо прочего, вошел в историю отечественного футбола. В 1905 году его избрали первым председателем Сокольнического клуба спорта, а в 1910‑м — Московской футбольной лиги. В советское время Товарищество шелковой мануфактуры было известно как Московский шелковый комбинат имени П. П. Щербакова¹⁸ (в начале ХХI века прекратил свое существование).

Двигаясь по территории бизнес‑центра вдоль Электрозаводской улицы, дойдем до серого здания с аркой. За ней в небольшом дворе, оборудованном под автостоянку, — памятник работникам Московского шелкового комбината, отдавшим жизнь за родину во время Великой Отечественной войны. На мемориальной стене — имена погибших, рядом — изваяние скорбящей женщины. Авторы памятника — скульптор Г. А. Шульц и архитектор В. Сержантов¹⁹. Он стоит на высоком берегу Яузы над Преображенской набережной, и можно представить, сколь прекрасная открывалась отсюда панорама, когда вдоль реки не мчались потоки машин, а на месте «каменных джунглей» зеленели сады и рощи.

■ ■ ■

Выйдем на Электрозаводскую улицу и, свернув направо, пересечем ее по нерегулируемому переходу у фирменного магазина кондитерского комбината «Добрынинский», который легко найти по благоуханию свежеиспеченных тортов и пирожных. На фасаде главного здания бывшей шелковой мануфактуры — дата окончания строительства: «1914».

Продолжив путь по Электрозаводской улице, увидим слева перестроенные старинные дома (№ 33, 35, 37), за которыми, по преданию, находилось одно из мест казни участников стрелецкого бунта 1698 года. Головы казненных выставляли на всеобщее обозрение, а тела сбрасывали в ров. Много лет спустя ров превратился в пруд. Вода в нем была столь чиста и прозрачна, что считалась целебной для глаз. В праздничные дни местные жители гуляли в окрестностях пруда и смотрели балаганные представления. В 1830‑х годах предприниматель Петр Давыдович Бовыкин купил эту землю, засыпал пруд и устроил фабрику. Во второй половине XIX века у фабрики появился новый хозяин — Лука Егорович Беляев; при нем народные гуляния здесь прекратились²⁰.

■ ■ ■

Вернемся на Электрозаводскую улицу. Впереди шумит Преображенская площадь, справа — стройка и новые гигантские здания. Дальше не пойдем, лучше свернем в близлежащий переулок, но прежде чем покинуть Электрозаводскую улицу, вспомним ее бывшее название — Генеральная. Возможно, данное имя означает, что это была главная улица Преображенской слободы, на которой жил сам царь, а потому ее могло ожидать блестящее будущее, если бы болотистые берега Невы не затмили в воображении Петра берега Яузы и Хапиловки… Согласно иной версии, название связано с тем, что в конце улицы, в районе нынешней Преображенской площади, располагался Генеральный двор²¹. Раньше здесь стояла съезжая изба, построенная в 1689 году; ее чиновники занимались сбором податей и повинностей, а также творили суд и расправу. В 1693 году в связи с увеличением количества разбираемых дел съезжую избу перестроили, а занимаемую ею территорию расширили; вероятно, тогда она и стала называться Генеральным двором, на основе которого возникли Преображенский приказ, а впоследствии и Тайная канцелярия, ведавшие политическим сыском. Возможно, Генеральный двор и Преображенский приказ находились на месте дома № 7а на Преображенской площади²². Однако, по мнению П. В. Синицына, эти два учреждения располагались в разных местах: Генеральный двор — в конце Генеральной улицы, а Преображенский приказ — на месте дома Хлебникова²³. Как явствует из адресно‑справочной книги «Вся Москва» на 1895 год, Павел Иванович Хлебников жил в несуществующем ныне 1‑м Преображенском переулке, где имелось всего два домовладения. Переулок проходил между улицами Девятая Рота у Преображенской площади и Суворовской²⁴. Туда мы и направимся, перейдя на правую сторону Электрозаводской улицы и свернув в Палочный переулок²⁵. ...