Гетман Павел Скоропадский и кайзер Вильгельм II. Берлин. Сентябрь 1918 года

В связи с нынешними событиями вокруг Украины у многих людей здесь, в России, вполне закономерно возник вопрос: откуда все это взялось? Жили раньше вместе, вроде нормально жили. С чего вдруг на Украине значительная часть населения словно впала в какую‑то одержимость — иначе не скажешь?

Причина подобных недоумений в том, что в современной России фактически не изучали историю Советской Украины, и даже сейчас далеко не все понимают, какие процессы происходили за красивым фасадом под названием Украинская Советская Социалистическая Республика (УССР). А там было много чего: и едва не начавшаяся пограничная война между советскими Украиной и Россией, и громкие демарши украинского партийного руководства, и работа Киева наперекор союзному центру… Но обо всем по порядку.

Украина как «новая Польша»

Прежде всего скажем о человеке, сыгравшем ключевую роль в формировании внутренней политики будущего СССР, а именно о Владимире Ильиче Ульянове (Ленине). Еще до его рождения семейная история Ульяновых пересекалась с «украинским вопросом». Дед Владимира Ильича, Александр Дмитриевич Бланк, дважды лечил Тараса Шевченко, а тесть, Константин Игнатьевич Крупский, будучи этническим поляком, во время учебы в санкт‑
петербургском Константиновском артиллерийском училище входил в тот же круг общения, в который позже, в последний период своей жизни, войдет «кобзарь». Шевченко и Крупский разминутся в Петербурге по времени буквально на пару месяцев. Возможно, все это в виде семейных преданий уже как‑то повлияло на формирование политического мировоззрения будущего первого главы СССР. Однако в начале своей политической карьеры он никакого интереса к украинскому вопросу не проявлял. В его ранних статьях российское Причерноморье и Приазовье именуются Новороссией, а жители малороссийских губерний характеризуются как русские крестьяне и русский пролетариат. Но потом вдруг, в ноябре 1912 года, в ленинской публицистике появляются термины «Украина» и «украинцы». Так, например, в тезисах «К вопросу о некоторых выступлениях рабочих депутатов», которые легли в основу декларации социал‑демократической фракции IV Государственной думы, говорится: «Против национализма правительственного, с указанием угнетенных народностей: Финляндия, Польша, Украина, евреи и т. д. <…> Всякий шовинизм и национализм встретит себе беспощадного врага в с.-д. фракции, будет ли это грубый, зверский правительственный национализм, давящий и душащий Финляндию, Польшу, Украину, евреев и все народности, не принадлежащие к великорусской, будет ли это лицемерно‑прикрытый, утонченный национализм либералов и кадетов, готовых толковать о великодержавных задачах России и о соглашении ее с другими державами ради грабежа чужих земель». И если расширение автономных прав Польши и Финляндии и даже возможное их отсоединение от Российской империи являлось общим местом в концепциях российских социалистов, то помещение в этот ряд Украины вызывало множество вопросов.

Да, в Российской империи существовало мощное национал‑сепаратистское движение среди поляков и финнов. Но Украина? Маргинальное политическое движение в малороссийских губерниях по размаху не то что рядом не стояло с финским и польским, но заметно уступало аналогичным движениям даже в Прибалтике и Закавказье. Сам термин «украинцы» оставался чуждым и непонятным абсолютному большинству малороссов. Почему же с вождем пролетариата произошла столь резкая метаморфоза? Тут возможны несколько объяснений.

С июня 1912 по сентябрь 1914 года Ленин вместе с женой и тещей проживает в Австро-Венгрии, в городе Кракове, входившем тогда в состав провинции под названием Королевство Галиции и Лодомерии. А тогда в этой австрийской провинции происходили чрезвычайно активные дискуссии на национально‑политические темы между поляками, галицкими русофилами и политическими украинцами. Причем австрийские власти всемерно поддерживали именно последних, финансируя их печатные газеты, школы, типографии, общественные организации. И хотя Краков располагался в западной (польской) части Галиции, идеи политического украинства доходили и туда. Поскольку Ленин свободно читал по‑немецки и по‑польски, вникнуть в эти дискуссии ему не составляло труда, и пропагандируемая габсбургскими властями идея некой отдельной от России «Украины» могла найти у него отклик. Тем более что Владимир Ильич за всю свою жизнь ни разу территорию Малороссии и Новороссии даже проездом не посещал — отчего бы ему было не поверить экзальтированным рассказам о том, что там все разговаривают на украинском языке, помнят и любят гетмана Мазепу и страстно мечтают о независимости?

Есть еще очень интересный момент, на который в свое время обратил внимание историк А. Р. Дюков. В 1912 году в Киеве выходит книга местного инспектора по делам печати Сергея Никифоровича Щёголева «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма» — первая системная попытка представителя российской власти это движение проанализировать и раскритиковать. В период с 19 по 25 ноября книга поступает в продажу, и уже самое позднее в середине декабря В. И. Ленин, находясь в Кракове, с карандашом в руках читает ее, делая выписки. Тут нужно понимать, что книга Щёголева, как, наверное, любая первая работа по какой‑либо теме, содержала ряд неточностей и натяжек, многие факты стали известны значительно позже, и, главное, Щёголев, пытаясь напугать вышестоящие инстанции и общество угрозой со стороны «политических украинцев», несколько преувеличил их влияние на жизнь Малороссии. Ленин же, оказавшись, очевидно, одним из первых читателей этой книги, расценил все по‑своему. С одной стороны, австрийские и галицкие газеты вовсю пишут о страдающем под гнетом России «несчастном украинском народе», с другой, — в руки к нему попадает книга, признающая наличие в Российской империи «украинской проблемы». Пазл сложился. Вот «новая Польша», за свободу которой нужно бороться! Кроме того, вычленение из русского народа украинцев, а заодно и белорусов, давало очередной козырь в политической полемике. В Российской империи все восточные славяне считались русскими и, таким образом, составляли свыше 66 % населения. А без малороссов и белорусов великороссов оставалось чуть более 40 %, что позволило Ленину в брошюре «Социализм и война» (1915) утверждать: «Нигде в мире нет такого угнетения большинства населения страны, как в России: великороссы составляют только 43 % населения, т. е. менее половины, а все остальные бесправны как инородцы. Из 170 миллионов населения России около 100 миллионов угнетены и бесправны».

Тезис об угнетенных инородцах‑
украинцах останется с Лениным до конца его жизни. При этом следует понимать, что столь радикальную позицию по украинскому вопросу среди российских социал‑демократов и мало кто еще занимал; можно даже сказать, что до Октябрьской революции она являлась редкостью и в среде самих большевиков. Исключение составлял разве что депутат IV Государственной Думы Г. И. Петровский, который по поручению Ленина выступал с предложениями перевести образовательный процесс в малороссийских губерниях на украинский язык. Он также выдвинул идею издавать украиноязычную газету для пролетариев, однако воплотить эту идею в жизнь не удалось, поскольку такие пролетарии в Малороссии попросту отсутствовали.

Понятно, что, построенная по принципу, когда последнее и решающее слово принадлежит лидеру, партия большевиков после захвата власти приняла ленинскую точку зрения и по украинскому вопросу. И уже 12 (25) декабря 1917 года в Харькове провозглашается Украинская Народная Республика Советов (УНРС), которая изначально виделась как автономия в составе России, но уже на Втором Всеукраинском съезде Советов, состоявшемся 17–19 марта 1918 года в Екатеринославе, была объявлена независимой советской республикой. И Совнарком РСФСР с этим согласился: «Мы, Совет Народных Комиссаров, признаем народную Украинскую республику, ее право совершенно отделиться от России и вступить в договор с Российской республикой о федеративных и тому подобных взаимоотношениях между ними. Все, что касается национальных прав и нацио­нальной независимости украинского народа, признается нами <…> тотчас же, без ограничений и безусловно».

Правда, первый период украинской независимости продлился недолго. Брестский мир был уже подписан, и австро‑германские войска захватывали территорию Малороссии и Новороссии. Воевать за первую советскую украинскую державность желающих особо не нашлось — в отличие от Донецко-Криворожской Республики (ДКР), образованной 12 февраля 1918 года на территории современного Донбасса, которая объявила о своей отдельности как от советской, так и от буржуазной Украин и, соответственно, не признала Брестский мир. В ее правительство вошли представители общероссийских левых партий, возглавил же ДКР большевик — «товарищ Артём» (Ф. А. Сергеев). Он телеграфировал В. И. Ленину: «Областной съезд Советов принял резолюцию о создании Совета народных комиссаров Донецко-Криворожского бассейна как части общероссийской федерации Советов». В состав ДКР была включена не только Екатеринославская губерния (на территории которой находился Центральный — или, как его еще называли, Старый Донбасс), но и, согласно ноте, направленной «товарищем Артёмом» главам иностранных государств, «Азовское море до Таганрога и границы угольных советских округов Донской области по линии железной дороги Ростов — Воронеж до станции Лихая». Что впоследствии обернется первой большой проблемой в российско‑украинских отношениях.

Но это потом. А пока, в отличие от УНРС, Донкривбасс несколько недель сдерживал германо‑австрийское наступление. Однако все же в конце мая 1918 года войска ДКР покинули свою республику, уйдя на соединение с другими силами большевиков под Царицын, где внесли большой вклад в победу красных в одной из важнейших битв Гражданской войны.

11 ноября 1918 года Германия капитулирует перед странами Антанты. 13 ноя­бря Советская Россия аннулировала результаты Брестского мира, и сразу же Красная армия начала преследование отступающих частей германских войск. На третий день после освобождения Харькова, 6 января 1919 года, приехавшие из России украинские коммунисты провозгласили Украинскую Социалистическую Советскую Республику — УССР. Именно под таким названием (которое в 1936 году слегка трансформируется: поменяют местами слова «Социалистическая» и «Советская») она просуществует до 1 декабря 1991 года. 29 января создается Совет Народных Комисаров (Совнарком) УССР — аналогичный действовавшему в РСФСР. А 6–10 марта на III Всеукраинском Съезде Советов в Харькове принимается первая Конституция УССР. Самое интересное — ее текст был написан на русском языке, поскольку среди отцов‑основателей республики украинскою мовою на сколько‑нибудь серьезном уровне никто не владел. По этой конституции УССР выступала как полностью самостоятельное государство со своей армией, МИДом, валютой и так далее. Правда, оговаривалось: новая республика будет стремится к объединению с другими социалистическими республиками на федеративных началах.

И здесь возникает очень дискуссионный вопрос: так ли уж остра, насущна была необходимость провозглашения независимости Советской Украины? Сторонники данного решения обычно апеллируют к тому, что за годы революции и Гражданской войны, когда существовали украинские буржуазные правительства, местное население настолько вкусило прелестей «незалежности», что отказываться от нее не желало, и, дабы сохранить Украину в едином политическом пространстве с Россией, требовалось предложить украинцам некий эрзац независимости — ту самую УССР. 

Марионетки и политические карлики

На самом деле все совсем не так. Да, после Февральской революции, когда территорию бывшей Российской империи захлестнула волна неопределенности и безвластия, во многих местах явочным порядком начали создаваться разнообразнейшие органы управления. Не минула чаша сия и город Киев, где в марте 1917 года собралась группа людей, никем не избранных и не делегированных, практически полностью состоявшая из украинофильски настроенных представителей, и провозгласила себя Украинской Цент­ральной Радой (УЦР). Сколько‑нибудь широкой властью сей орган не располагал — сами члены Центральной Рады впоследствии вспоминали, что в 1917 году их власть простиралась в лучшем случае на половину Киева да близлежащую округу и что все свои многочисленные законы и указы они писали сами для себя. Реальная же власть на местах в Новороссии принадлежала советам, подконтрольным общероссийским левым партиям (большевикам, меньшевикам, левым эсерам), а в сельской Малороссии она скоро оказалась в руках анархиствующих полукриминальных атаманов. И даже при этом УЦР весь 1917 год постоянно твердила не про независимость Украины, а только про автономию в составе России. Только в Четвертом Универсале, принятом аж 22 января 1918 года, Центральная Рада заявила о независимости Украины (однако с маленькой припиской, что после созыва Украинского учредительного собрания будет рассмотрен вопрос будущих федеративных отношений с Россией). То есть даже эта независимость еще не являлась «окончательной». К тому же Четвертый Универсал принимался буквально за две недели до взятия Киева большевиками, и довести его до подавляющего большинства населения Украины так и не успели.

Бежавшая из Киева Рада 9 февраля 1918 года заключила сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией, по которому соглашалась на оккупацию Украины войсками стран, противостоящих Антанте. При подписании договора с Австро-Венгрией отдельно оговаривалось, что Украина вместе с восточной частью Галиции — австрийской провинции — образуют некий «коронный край». Тогда под этим подразумевалось вхождение Украины на правах автономии в состав так называемой «Великой Австрии» во главе с кем‑нибудь из австрийских эрцгерцогов. То есть буквально через две недели после провозглашения независимости Центральная Рада эту независимость и аннулировала. В марте 1918 года УЦР вернулась в Киев в обозе немецких оккупационных войск как некое марионеточное правительство.

В это время над Австро-Венгрией и Германией нависла угроза голода, и оккупанты начали интенсивно вывозить с Украины конфискованное продовольствие. Но вскоре немцы поняли: во‑первых, Центральная Рада никаким политическим влиянием не обладает, а во‑вторых — единолично грабить Украину куда выгоднее. Посему, использовав в качестве предлога незаконный арест деятелями УЦР известного киевского банкира Абрама Доброго, немцы 28 апреля 1918 года распустили Центральную Раду и объявили о создании марионеточной «Украинской Державы» во главе с бывшим царским генералом Павлом Скоропадским. Это, конечно, возмутило Австро-Венгрию, уже рассматривавшую всю Украину как свой «коронный край». Договориться удалось только после данного Германией обещания уступить австрийцам часть награбленного продовольствия.

Тут нужно сказать о популярности и авторитете Центральной Рады у населения. Первый факт. В январе 1918 года, когда большевики наступали на Киев, оказалось, что Раду, уже десять месяцев находившуюся у власти, совсем некому защищать. Ей с трудом удалось собрать отряд из 300 юнкеров и студентов, которых за несколько часов большевикам удалось рассеять в бою под станцией Круты. Второй факт. Центральную Раду разогнал обычный немецкий патруль во главе с фельдфебелем. На заседание зашли немецкие солдаты, приказали присутствующим поднять руки вверх, всех обыскали и велели расходиться по домам, что члены Рады послушно и исполнили. Никаких возмущенных заявлений, не говоря уже о митингах протеста. Это — власть?

Гетман Скоропадский, со своей стороны, был уже на все сто процентов немецкой марионеткой. Его избрали гетманом в здании киевского цирка на собрании не менее марионеточной Украинской демократической хлеборобской партии. Сейчас на Украине принято выставлять Скоропадского как некоего крепкого хозяйственника, державника, настоящего патриота Украины. На самом деле вся его функция сводилось к помощи немцам в ограблении Украины. Ведь гетман не только признал все грабительские договоренности между Германией и Центральной Радой, но и подписал новые. Немцам же гетманская «держава» была нужна для прикрытия того самого грабежа. В Германии печатались «гетманские гривны», за которые оккупанты пытались приобретать у жителей марионеточной «державы» продовольствие. Но население очень скоро поняло: эти деньги просто полиграфическая продукция, ничем не обеспеченная и ничего не стоящая, и отказывалось за них что‑либо продавать. Тогда немцы начали откровенно и жестко мародерствовать. Малороссия и Новороссия во времена Российской империи сделались зажиточными регионами, так что там было чем поживиться. Десятками тысяч вагонов вывозилось самое разнообразное добро из «украинской державы». Именно этому и только этому должна была оказывать содействие гетманская администрация. Понятно, что в подобной ситуации власть Скоропадского держалась исключительно на немецких штыках. И когда Германия 11 ноября 1918 года подписала капитуляцию, гетман уехал из Киева с последним немецким отрядом, предварительно отрекшись от власти. Чем тут же воспользовался ряд украинских политиков, которые сформировали так называемую «Директорию», у нас более известную под названием «петлюровщина» — по фамилии ее председателя Симона Петлюры. В советское время из Петлюры пропаганда создала фигуру, равную Колчаку, Деникину, Врангелю и прочим крупным деятелям антибольшевистского движения. На самом деле никакой крупной военной и политической фигурой Петлюра не являлся. Что такое армия «Директории» — петлюровцы? Она насчитывала чуть больше 20 тысяч человек. Две трети из них — «сичевые стрельцы» и прочие австрийские части, сформированные из галичан, введенные на Украину в период германо‑австрийской оккупации, брошенные там после капитуляции Австро-Венгрии и в итоге сагитированные представителями «Директории». Остальную треть составляли политические украинцы родом из Малороссии и ситуативно примкнувшие к Петлюре местные атаманы. Эта армия за все время своего существования не одержала ни одной крупной победы; наступать куда‑либо она могла только в случае образования там вакуума власти. Таких ситуаций возникло две. Первая — в середине декабря 1918 года, когда немцы покинули Киев, а петлюровцы его взяли и удерживали полтора месяца, ровно до момента подхода Красной армии. Вторая — летом 1919 года, когда Красная армия под ударами Добровольческой армии А. И. Деникина начала отступление из Украины. Петлюровцы вновь захватили часть Киева — на несколько часов, но по приказу белого генерала Я. А. Слащёва без боя покинули «свою» столицу. Все остальное время Петлюра сидел в так называемом буферном треугольнике в районе города Каменец-Подольск (ныне — Каменец-Подольский): с одной стороны — воссозданная Польша, с другой — оккупировавшая Бессарабию и Буковину Румыния, с третьей — Советская Украина. На дворе стоял 1919 год, границы еще четко не определились, и ни одна из сторон пока не чувствовала себя настолько уверенно, чтобы лезть в эту буферную зону, провоцируя других политических игроков на ответные действия. Однако к октябрю армия Петлюры в основном разложилась и разбежалась, а Деникин, безусловно считавший буферный треугольник частью единой и неделимой России, окончательно добил петлюровцев. Сам Петлюра бежал в Польшу. На этом все формы украинской буржуазной государственности периода Гражданской войны оказались исчерпанными.

Спрашивается: где и когда население Малороссии и Новороссии могло вкусить хоть каких‑то прелестей независимости, чтобы с данным фактором следовало бы считаться и даже заигрывать, учреждая уже советскую независимую Украину? На части территории современной Украины в годы Гражданской войны вообще не существовало никаких украинских властных институтов. Немецкие оккупационные власти — были, украинских — не было. У многих слова и «независимость», и «Украина» ассоциировались только с германским грабежом. Да, в 1917–1919 годах термины «Украина» и «украинцы» получили определенное распространение, но значительная часть населения Малороссии и Новороссии себя с ними не ассоциировала. Вот что, например, говорил в октябре 1918 года на открытии в Киеве Украинского государственного университета писатель, драматург, общественный и политический деятель В. К. Винниченко: «“Украинцы” до сих пор было неизвестное слово, и теперь оно еще не прошло во все слои общества». А ведь Винниченко являлся министром Центральной Рады и вторым по значимости членом «Директории»....