Бытует мнение, что сюжет картины подсказан Репину А. В. Жиркевичем (1857–1927) — военным юристом, познакомившим художника с несколькими военно‑судными делами о дуэлях между офицерами. Между тем 28 июня 1896 года Жиркевич отметил в дневнике: «Репин просил меня прислать ему несколько выписок из дел об офицерских дуэлях — чтобы докончить картину, начатую им давно, — “Дуэль”»1. Известны три варианта «дуэльного» сюжета, созданные Ильей Ефимовичем в 1890‑е годы. Все они носят эскизный характер. Рассказывают, что как‑то Д. И. Менделеев посетил Академию художеств и после осмотра картин учащихся якобы сказал Репину: «Это все этюды, а где же творчество?»2 Стремясь показать что этюд, эскиз и есть живое воплощение творчества, Репин организовал в конце 1896 года в залах Петербургского общества поощрения художеств «Выставку опытов художественного творчества (эскизов) русских и иностранных мастеров и учеников». Среди 169 произведений маститых (В. Д. Поленов, братья Васнецовы) и начинающих (А. Я. Головин, Л. О. Пастернак, Б. М. Кустодиев, К. А. Сомов и других) живописцев были представлены 34 репинских эскиза, в том числе все три на тему дуэли. Самый большой по размеру имел название «Простите!». Корреспондент «Нового времени» так передал впечатление от этой работы: «На большом холсте уже раненый и упавший офицер протянул руку своему врагу и, несмотря на мучительные страдания, исказившие молодое, позеленевшее лицо, радостно улыбается своему противнику. Лучи утреннего солнышка, прорвавшись сквозь чашу леса, заиграли красивыми розовыми пятнами на белой рубахе, на листве, на рукоятке сабли, определяющей дистанцию. Группа около раненого крайне проста и выразительна; особенно хороша экспрессия пожилого офицера, на коленях поддерживающего раненого и серьезно смотрящего глазами на огорченного результатом дуэли противника. Здесь озлобление и желание убить своего врага прошло и настал мир»3. Если первые два эскиза выполнены маслом на холсте, то третий — графический. «В третьем наброске, сделанном крайне небрежно, — пишет все тот же корреспондент, — ранивший кавалерист бросается к своему товарищу, хороша экспрессия лица раненого, в которой, очевидно, художник был здесь заинтересован больше всего»4. Указанный рисунок — этап на пути к «Дуэли», хранящейся в Третьяковке: компоновка группы вокруг раненого, движение доктора найдены, образ и поведение второго дуэлянта — в поиске. Отметим: на всех трех эскизах жертва поединка — одно и то же лицо, то есть моделью художнику служил один и тот же человек.

«Выставка опытов…» закрылась 20 января 1897 года, и обе живописные «Дуэли» Репина отправились на 2‑ю Венецианскую биеннале, где эскиз «Простите!» произвел настоящий фурор (впрочем, сам автор полагал, что «успех этот чисто буржуазный, не художественный»5). Работа была куплена некоей Кармен Тиранти и на родину не вернулась (в настоящее время находится в частном собрании в Нью-Йорке). «Третьяков, — вспоминал И. Э. Грабарь, — упустивший приобрести эту вещь на выставке эскизов <…> после шума, вызванного ею, непременно хотел приобрести хотя бы вариант ее, бывший на той же выставке. Этот слабый, не идущий ни в какое сравнение с тем, эскиз он и купил»6.

Если изображения раненого и доктора у Репина в сценах дуэли портретны, стоит присмотреться к ближнему кругу художника в 1890‑е годы. Начать, однако, придется издалека.

В 1885 году в Петербург из Рима приехала супруга российского посла в Королевстве Италия баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильденбанд (1850–1928). В свои 35 лет она успела многое. Дочь генерал‑адъютанта И. С. Лутковского и М. А. Щербатовой, в девичестве Штерич (музы Лермонтова), Варвара Ивановна в 17 лет стала фрейлиной императрицы7 и почти сразу — супругой дипломата Николая Дмитриевича Глинки (1838–1884). В этом браке родилось двое сыновей — Григорий (1869) и Иван (1870). Последний появился на свет во Флоренции8, где тогда в русской миссии служил Н. Д. Глинка под началом посланника, позже посла, барона Карла Петровича Икскуля фон Гильденбанда (1817–1894). Как‑то так случилось, что в 1872 году Глинка получил перевод в Швейцарию, а через год Варвара Ивановна развелась с ним, сохранив право вступить в новый брак. 11 января 1874 года она обвенчалась с бывшим шефом Глинки, стала баронессой Икскуль фон Гильденбанд и вскоре родила дочь Варвару.

В Риме Варвара Ивановна сделалась очаровательной хозяйкой аристократического салона, где музицировали и Ф. Лист, и П. И. Чайковский. «Был вечер у Икскулей с гостями, графами, князьями, дипломатами, и я играл очень много!!! Господи, до чего я дожил! Впрочем, Икскульша <…> оказалась очень симпатичной и милой женщиной», — сообщал Петр Ильич брату 27 февраля 1881 года9. Однако Варваре Ивановне все‑таки чего‑то недоставало — вероятно, сказывалась тридцатипятилетняя разница в возрасте с мужем. «Во время этого брака она в течение нескольких лет разъезжала с австрийским графом и вернулась домой в Россию в то время, когда муж был связан своей должностью», — утверждали злые языки10.

В Петербург баронесса приехала проведать отца, которому исполнилось 80 лет, и «по римскому обычаю захотела осмотреть мастерские художников. Как‑то пришла она к Репину. Репин тогда необыкновенно красочно рассказывал об этом неожиданном появлении. Вообще он ведь рассказывал “по‑стасовски”, когда что‑нибудь увлекало его, с неудержимым пафосом, с неумеренным употреблением превосходной степени, “красивейшая, стройнейшая, глаза большущие, волосы изумительнейшие...” и т. д. Так описывал он Варвару Ивановну. Она пригласила его посмотреть картины, привезенные ею из Рима, и скоро Репин стал бывать у ней очень часто, — вспоминала писательница, мемуаристка, переводчица Е. П. Леткова-Султанова. — <…> Репин искал в ней чего‑то, что не мог определить словами. Ее деловитость вместе с легкомыслием, большое увлечение литературой, искусством, желание увидеть в людях что‑то не банальное, преклонение перед талантом и восхищение героизмом — рядом с очень многими женскими и общечеловеческими слабостями — делали ее неуловимо многогранной и трудно постижимой». «Раз он увидал ее в красной кофточке, в шляпе, под черной вуалью, — продолжает Екатерина Павловна, — и, помимо того, что В. Ив. представляла сама по себе интересную натуру, в Репине зазвучала ярко присущая ему струна: чувство сочетания каких‑то внешних признаков с внутренней сущностью человека или что‑то ему одному понятное. Это так зажгло его, что он уговорил В. Ив. позировать для портрета»11. Результат представлен в Третьяковской галерее. «Написанный с исключительным мастерством, [портрет] по праву должен занять место в первой, по качеству, десятке репинских портретов, — свидетельствует И. Э. Грабарь, лучший исследователь творчества художника и сам замечательный живописец. — Никто в России, кроме Серова, не передавал так матового цвета лица, томных глаз, шелка. А рука на этом портрете, ее атласная кожа, жемчуг и кольца едва ли имеют равных по высоте исполнения во всей Европе»12. Что Репин был неравнодушен к баронессе, отмечали многие13. Дошли ли художник и модель в своих отношениях до последней черты — неизвестно, хотя в подобных случаях Варвара Ивановна действовала решительно и инициативно.

27 декабря 1888 года скончался отец В. И. Икскуль, последние годы лежавший в параличе. Баронесса унаследовала особняк в Петербурге на Екатерининском канале у Аларчина моста, где по четвергам завела литературно‑художественные вечера.

6 декабря 1890 года граф В. Н. Ламз­дорф, советник министерства иностранных дел, записал в дневнике: «Государь решился отозвать из Рима нашего посла, бедного старичка барона Икскуля, рамолиссмент (от фр. ramollissement — размягчение мозга. — И. Р.) которого становится все более и более очевидным»14. 20 января 1891‑го из Рима пришла телеграмма: «Барон Икскуль после вторичного апоплексического удара находится в очень опасном положении»15. Александр III «приказал озаботиться изысканием способа получить от Икскуля прошения об отставке, — пишет Ламздорф 24 января. — <…> Баронесса Икскуль, уезжающая сейчас в Рим, сообщит, <…> в каком положении найдет она своего мужа и что именно надо предпринять, чтобы отозвать его с поста»16. В конце концов отставка состоялась. Из дневника все того же В. Н. Ламздорфа (3 апреля): «Барон Икскуль только что вернулся со своей супругой; он очень слаб, к нему не вполне возвратились умственные способности, но до известной степени он поправился, может ходить и двигаться, продолжая свое физическое существование»17.

Младший сын Варвары Ивановны — Иван Николаевич Глинка — в 1890 году окончил Пажеский корпус. 10 августа из камер‑пажей его произвели в корнеты лейб‑гвардии Конного полка18. По свидетельству Е. П. Летковой-Султановой, «Иван Глинка, офицер конного полка, был ранен на дуэли с товарищем, и военный врач — Н. А. Вельяминов — “выходил” его. Репин, часто бывавший в то время у Вар. Ив‑ны, переживал вместе с Вельяминовым всю печаль и волнения В. Ив‑ны как матери, и это связало их очень тесно. Вельяминов искренно полюбил Илью Ефимовича, и когда тот решил писать свою картину “Дуэль” — он с удовольствием согласился позировать для доктора. Раненый офицер — портрет Глинки»19. Сообщение мемуаристки нуждается в проверке.