Празднование 100-летия со дня рождения Т.Г. Шевченко во Львове. 1914 год

Тарас Григорьевич Шевченко (1814–1861) сейчас нами воспринимается просто как «главный» украинский поэт — подобно А. С. Пушкину в России. Но здесь аналогия не совсем верна. Еще во времена УССР начал складываться культ Тараса Шевченко, реально соперничавший даже с ленинским. А уже в независимой Украине это возвеличивание приобрело едва ли не религиозный характер. 28 июня 2006 года тогдашний украинский президент В. А. Ющенко, выступая в Верховной Раде, заявил о «равноапостольности Тараса Шевченко». К фамилии поэта на Украине давно уже добавляют эпитеты «пророк», «святой», «мученик», «великомученик», «апостол», «отец нации». Портреты Тараса во многих государственных учреждениях вешаются в своеобразный «красный угол» и, подобно иконам, украшаются рушниками. Украинские неоязычники из секты РУНВера (родная украинская национальная вера) считают Тараса Григорьевича некой божественной сущностью, перед его «ликом» возжигают свечи и творят молитвы. Молятся ему не только адепты РУНВеры: например, народная артистка Украины Нина Матвиенко на концерте в присутствии первых лиц государства прочитала «молитву» «Отче Тарас», пародирующую «Отче наш»; при этом присутствовавшие демонстративно встали и возвели очи горе. Добавим, что среди всех деятелей культуры Тарас Шевченко — мировой «рекордсмен» по количеству установленных ему памятников.

Понятно, при столь сверхъестественном обожании человека сколько‑нибудь объективно изучать его жизнь и творчество весьма затруднительно. Еще в раннесоветский период появилось идеализированное жизнеописание Тараса Шевченко, более напоминающее житие средневекового святого, нежели биографию творческой личности XIX века. При независимой Украине уровень глорификации Шевченко достиг апогея, и все, что хоть как‑то шло вразрез с этим, подавлялось и уничтожалось. Буквально. Киевский журналист Олесь Алексеевич Бузина (1969–2015) был убит украинскими националистами только за то, что в 2000 году издал книгу «Вурдалак Тарас Шевченко», где в весьма саркастичной манере разрушал сложившееся традиционные представление о «самом великом украинце», на основании документов представляя Тараса Григорьевича сильно пьющим человеком с двойной моралью и определенными психическими проблемами. Поэтому важно повнимательнее посмотреть на Шевченко и его историческую эпоху. Обратимся сначала к среде, в которой он формировался.

РУССКАЯ МИЛОСТЬ И ПОЛЬСКИЙ ГОНОР

В 1815 году по решению Венского конгресса часть Великого герцогства Варшавского под именем Царства Польского вошла в состав Российской империи. Вошла на невероятно выгодных условиях, хотя каждый четвертый солдат вторгнувшегося в Россию наполеоновского войска был поляк, а всю Отечественную войну 1812 года Великое герцогство Варшавское являлось для французов надежным тылом. Император Александр I без каких‑либо условий амнистировал сначала сражавшихся за Наполеона поляков — подданных Российской империи, а потом вообще всех, разрешив им вернуться на родину. Царство Польское получило конституцию, которой Александр даже присягнул, что создало весьма своеобразное положение, когда абсолютный монарх сделался ограниченным на определенной территории своей империи. Эта конституция была наиболее либеральной из всех существовавших в тогдашней Европе. На европейском континенте только Польша обладала парламентом, избираемым прямым голосованием представителей всех общественных классов (ограничивалось лишь участие в выборах крестьян). Конституция вернула многие польские исторические традиции: деление на воеводства, коллегиальность министерств (их функции выполняли правительственные комиссии) и воеводских властей. Административное и судебное делопроизводство осуществлялось на польском языке. Единственным языком в системе образования оставался также польский. Была создана польская армия — с национальными военными мундирами, кокардами и орденами; жалование у офицеров в этой армии было выше, чем в российской. Существовал герб Царства Польского. Католическая религия объявлялась пользующейся «особым покровительством правительства», в том числе государственными дотациями. Сохранялось гражданское законодательство, введенное в герцогстве Варшавском в 1808 году по образцу Кодекса Наполеона, а также собственная денежная единица — злотый, который наравне с рублем довольно быстро распространился в бывших ryберниях Речи Посполитой. В 1817 году государственных крестьян Царства Польского освободили от многих повинностей, а в 1820‑м барщину начали заменять оброком. В период правления Александра I Польша получала множество субсидий. Половина каменных мостов, появившихся в то время в империи, возводились именно в Царстве Польском. Уличное освещение в Варшаве устроили раньше, чем в Петербурге, ее население выросло в два раза, центр сильно преобразился за счет красивых каменных зданий и мощеных улиц; именно находясь в составе Российской империи, Варшава стала действительно европейским городом.

Однако столь щедрые уступки и льготы все равно не устраивали польский политический класс, продолжавший ставить для себя целью достижение полной независимости, причем в границах 1772 года. Сначала поляки уповали на то, что им удастся путем мирного воздействия на Александра I достигнуть желаемого. Запасным вариантом виделось возможное воцарение на российском престоле младшего брата Александра — Константина Павловича, который, будучи главнокомандующим польской армии, не только в 1820 году женился на полячке Жанетте Грудзинской, но и выучил польский язык. И поляки надеялись, что даже если он не станет императором всероссийским, то уж точно не откажется от польской короны, преподнесенной сеймом. Однако с течением времени эти надежды рухнули. Александру I наследовал Николай I. Константин Павлович, хоть и сделался в 1826 году наместником Царства Польского, на намеки о принятии польской короны ничего определенного не отвечал. Зато вполне положительно по данному вопросу высказался Николай I, желавший в условиях нарастающего противостояния с Австрийской империей добиться лояльности поляков. В результате 24 мая 1829 года в Варшаве в максимально возможном соответствии с польскими историческими традициями он был коронован как польский король (кстати, Николай I до сего дня де‑юре является последним королем Польши). Теперь оставался только один путь, за который ратовали радикальные элементы шляхты, — открытый мятеж.

В 1830 году во Франции победила Июльская революция. Над Парижем снова взвился республиканский трехцветный флаг, а на трон сел «король‑гражданин» Луи-Филипп Орлеанский, пытавшийся поначалу примирить французское общество и хотя бы частично реабилитировать бонапартистов. В Польше посчитали, что в данной ситуации, начни они мятеж, Франция, а возможно, и Британия им помогут. В результате 29 ноября в Польше вспыхнул антироссийский бунт, поддержанный всеми институциями Царства Польского — армией, сеймом, учебными заведениями, ремесленными цехами. Тем не менее в течение года он был подавлен.

На сей раз полякам предстояло в полной мере пережить горечь поражения. В 1832 году Николай I отменил конституцию Царства Польского, упразднил злотый как платежную единицу, распустил сейм и польскую армию, наложил контрибуцию на польские губернии. Царство Польское объявлялось неотъемлемой частью Российской Империи, а польская корона — наследственной в доме Романовых. Управление Польшей возлагалось на Административный совет с наместником императора во главе. Но еще больший удар настиг поляков, живущих в западных и юго‑западных губерниях: там в 1839 году Полоцкий собор ликвидировал Греко‑католическую (униатскую) Церковь. Отменялась система польскоязычного светского образования — отныне польский язык дозволялось изучать только в католических приходских школах.

ЯДОВИТЫЕ ЦВЕТЫ ЭМИГРАЦИИ

После провала мятежа территорию Российской Империи покинуло более 10 тысяч поляков — в основном участников и сочувствующих бунту из среды шляхты. В польской историографии это получило наименование «Великой эмиграции». Преимущественно беглецы осели во Франции, где им даже некоторое время правительство платило пособие — вещь в Европе дотоле невиданная.

Первое, что начала делать «Великая эмиграция», — искать причины поражения мятежа 1830–1831 годов. Многие утверждали: дело в недостатке у шляхты самоотверженности, в ее бессилии поднять на борьбу весь польский народ. Начинали раздаваться призывы к крестьянской революции, которая приведет поляков сквозь «море крови» в «обетованную землю» независимой Польши. Большую популярность приобрели взгляды бывшего профессора Виленского университета Иоахима Лелевеля (1786–1861), проповедовавшего идеи специфического утопического социализма, призванные преобразовать польское общество. Основу своего идеального мира Лелевель видел в славянском патриархальном общинном строе. Некоторые эмигранты шли еще дальше, сформировав в 1835 году в Англии политическую организацию «Люд польский» (польский народ), ячейки которой получили наименование «громад» (общин). Идеалы «Люда польского» имели окраску «христианского социализма»; достичь их предлагалось путем революционного насилия против шляхты; при этом культивировалось крайне положительное отношение к разного рода антишляхетским выступлениям в польской истории, наиболее крупным из которых являлось гайдамацкое (от турецкого haydimak — нападать) восстание 1768 года на правобережье Днепра, в польской тогда части Малороссии. Оно всемерно идеализировалось, национально‑религиозная составляющая в нем замалчивалась — оставлялось только массовое уничтожение шляхты как некий образец на будущее для польских революционеров. О провозглашении «Людом польским» лозунга непримиримой борьбы с компрадорской шляхтой свидетельствовало даже название одной из «громад» этой организации — «Умань» — в память о резне шляхты в этом городе во времена восстания гайдамаков.

Второй причиной поражения мятежа польским эмигрантам виделась очень слабая поддержка со стороны малороссийских, белорусских, литовских мещан и крестьян — да и местной полонизированной шляхты; между тем, по мнению эмигрантских аналитиков, без восстания на этих территориях ни о какой независимости Польши и думать нечего. Спровоцировать же восстание там возможно будет, как заявлял в своих выступлениях считавшийся на тот момент главным моральным авторитетом «Великой эмиграции» поэт Адам Мицкевич (1798–1855), только путем всемерного продвижения литвинской (белорусской) и украинской литератур — даже если они создаются на диалектах польского языка.

Указанные идеи массово проникали в остававшееся на родине образованное польское общество, отличительной чертой которого в 1830–1850‑х годах являлась романтическая литературоцентричность. Для поляков в тот период характерны многочисленные инициативы в сфере литературной жизни — меценатство, издательское дело, собирание памятников письменности, создание литературных объединений, любительские переводы польских поэтов на европейские языки и тому подобное. Литературные мероприятия нередко служили прикрытием революционной деятельности, а состав литературных кружков совпадал с составом тайных обществ. Фольклор провозглашался (особенно с 1830‑х годов) ориентиром и основой истинно национальной поэзии. Появлялись многочисленные фольклорные стилизации. Все это накладывалось на расцвет в польской культуре того времени «украинской школы польского романтизма», представленной в поэзии, прозе, изобразительном искусстве и изображавшей Украину некой увядшей польской Аркадией, где все пропитано грустью и тоской о прошлом величии Речи Посполитой...