Гостиница «Метрополь» 1903 год

Последний всплеск торжества национального стиля в изделиях Мамонтовского завода пришелся на период подготовки экспозиции петербургской выставки «Современное искусство» (1903)¹⁹, на которой абрамцевская керамика заняла видное место²⁰. Созданная по рисункам А. Я. Головина керамическая отделка «Теремка» — одного из основных экспозиционных интерьеров — привлекла к себе большое внимание публики и очень понравилась императору: «Целая стена представляла собой красочный ковер из цветных выпуклых изразцов, изображающих собой сказочные деревья, животных, птиц, исполненных, равно как и цветная лежанка с колонками, в мастерской С. И. Мамонтова. Только талантливый Мамонтов мог так чутко осуществить в изразцах талантливый замысел, исполненный в акварели автором. Из глаз сидящих на ветках майоликовых филинов светился сказочно‑таинственный электрический цвет, освещающий комнату, уютно обставленную полками, резными глубокими креслами с подушками, деревянными предметами и чашками»²¹. Журнал «Керамическое обозрение» в числе прочего сообщал: «По заказу администрации выставки изготовлены: 1) комната с печью, панно, майоликовой инкрустацией и медною чеканкою по рисунку художника Головина»²². Это была одна из немногих попыток внедрить керамику в жилой интерьер — не только предметно (мебель, бытовые вещи), но в качестве широкомасштабной отделки.

Вторая и Третья выставки «Мира искусства» и выставка «Современное искусство» (1903) фактически представили весь корпус керамических изделий А. Я. Головина, большей частью сохранившихся в музейных экспозициях. Однако данный перечень неполон,
о чем свидетельствуют некоторые отметки в послереволюционных документах Абрамцевского завода. В актах списания «не ценных» готовых изделий завода художественной керамики и майолики «Абрамцево» от 1925 года фигурируют другие головинские работы: блюдо овальное, ваза с ручками, блюдо, «фриз по рисунку Головина», «“Лебеди”, фриз Головина», панно «Орфей», панно «Белые медведи»²³. В опись переоцененного фабриката попали «2 блюда Головина»²⁴, еще одно находим в описи полуфабрикатов²⁵. Кроме того, ряд предметов сохранялся среди гипсовых форм завода, здесь
известные и неизвестные произведения: братина «Петух», «набор форм для камина по рис. Головина», «задок умывальника рис. Головина 2 × 1,5 ар[шина]», кувшин «Курица», «пепельница с птичками», яйцо, пепельница «Курочка»²⁶.

Во второй половине 1900‑х и в 1910‑х годах керамика Абрамцева приобрела более четко выраженные черты европейского модерна²⁷. Это было велением времени и отражало перемены, происшедшие в окружении С. И. Мамонтова. С перемещением производства за Бутырскую заставу существенно обновился круг художников и скульпторов, приобщенных к деятельности гончарного завода²⁸. Среди них теперь преобладали молодые люди, только начинавшие свой путь в искусстве. Они стремились к новизне, а ею являлся стиль модерн. Подобной направленности вполне отвечал и гибкий, многогранный талант А. Я. Головина. Как точно заметил С. К. Маковский, «нет художника, более тяготеющего к райским садам Запада, и вместе с тем — более русского, чем Головин. Он остается русским самородком (в лучшем смысле этого слова), к чему бы ни прикасался; в нем избыток чисто национального темперамента, и самое западничество его, в сущности, бесконечно русская и очень трогательно русская черта»²⁹.

Эти качества оказались незаменимыми в 1900–1901 годах, когда началась широкомасштабная работа над созданием цикла монументальных майоликовых панно для аттиков мос­ковской гостиницы «Метрополь», призванной стать ключевым сооружением московского модерна. К строительству по проекту хорошо знакомого С. И. Мамонтову архитектора Л. Н. Кекушева приступили в 1899 году³⁰ (закладка состоялась 27 мая³¹), одновременно объявили конкурс на решение фасадов³², по итогам которого 31 мая победил опять‑таки Кекушев³³. Одним из главных элементов первоначального проекта, по замыслу С. И. Мамонтова, должен был стать театр. Но в сентябре мецената арестовали, препроводили в тюрьму и 30 июня 1900 года судили. В результате «Савва Великолепный», как его называли друзья по аналогии с Лоренцо Медичи, оказался разорен. Даже в тюрьме он занимался лепкой; возможно, именно там у него и родилась новая программа оформления гостиницы, в чем важную роль предстояло сыграть «Керамико‑художественной гончарной мастерской “Абрамцево”». Аттики «Метрополя», появившиеся после того, как кекушевский проект был дополнен в верхней части некоторыми элементами из проекта архитектора В. Ф. Валькота, Мамонтов решил заполнить сюжетными майоликовыми панно. Таким образом, по нашему мнению, время создания эскизов А. Я. Головина к этим панно — 1900 год, после суда над С. И. Мамонтовым.

Первым было изготовлено самое крупное панно — по врубелевской «Принцессе Грёзе», отвергнутой жюри художественного отдела Всероссийской промышленной выставки 1896 года в Нижнем Новгороде. Тогда возмущенный С. И. Мамонтов возвел для экспонирования этого произведения специальный павильон, а в связи со строительством огромной гостиницы решил навечно водрузить поруганное панно над Москвой, выполнив его в керамике. Как вспоминала Н. В. Поленова: «Врубель сделал эскиз к громадной картине‑фризу “Принцесса Грез”, которую удалось исполнить в красивых красках и позднее поместить на здании гостиницы Метрополь»³⁴. Однако вряд ли художник сам осуществлял перевод своей работы в керамику. По словам живописца и искусствоведа Н. А. Прахова, Врубель не раз утверждал: «Контуров, которыми обычно художники ограничивают пределы формы, на самом деле не существует — это только оптический обман, происходящий от взаимодействия лучей, падающих на предмет и отраженных от его поверхности под разными углами. На самом деле в этом месте получается “дополнительный цвет” к основному, локальному. Наши художники или не умеют видеть, или не всматриваются в разные оттенки этих воображаемых контуров»³⁵. Наиболее часто использовавшаяся в Абрамцевской мастерской техника нанесения рисунка на глиняные изразцы основывалась как раз на противоположном принципе: контуры цветовых поверхностей ради четкости восприятия издали очерчивались черными бороздами обводки. Именно так были выполнены панно для фасадов «Метрополя». И именно оконтуривание изображения являлось (в отличие от М. А. Врубеля) характерным для графической манеры А. Я. Головина. Он, по словам С. К. Маковского, — «декоратор, привыкший к условностям монументальной живописи, рассчитанной на большое расстояние и рампу. Эта привычка заставляет его прибегать к резким контурам даже там, где они только мешают»³⁶. В переводе эскизов Врубеля и Головина на керамику принимал участие молодой художник С. В. Чехонин³⁷.

Итак, в 1900–1903 годах А. Я. Головин создал серию декоративных панно для аттиков гостиницы «Метрополь» — уникальный монументальный цикл, воплотивший символизм и эстетику стиля модерн. Эскизы панно почти в полном объеме опубликовал журнал «Мир искусства»³⁸ — свидетельство их высокой оценки в самых рафинированных художественных кругах. Всего на фасадах гостиницы появилось 23 панно — беспрецедентный случай в практике русского модерна. Принято считать, что, кроме врубелевской «Принцессы Грёзы», все остальные выполнил А. Я. Головин, позднее сам вскользь обмолвившийся на сей счет: «По моим эскизам были сделаны панно для “Метрополя” (одно из панно — «Принцесса Грёза» — исполнено Врубелем)»³⁹.

Это — крупнейшее его творение в жанре монументального искусства⁴⁰. Опыт декоративной живописи у Головина к тому времени имелся уже немалый: в 1890–1897 годах он трудился в известном московском заведении подобного профиля — мастерской художника А. А. Томашки, и хотя впоследствии поминал тот период недобрым словом, несомненно, успел набить там руку. Затем, по свидетельству С. К. Маковского, А. Я. Головин помогал К. А. Коровину писать его большие северные панно⁴¹. Поучительной оказалась и упомянутая выше работа над оформлением «Русской столовой» в Наре вместе с Е. Д. Поленовой.

Ядром головинского цикла стали семь крупных сюжетных панно, дополненных четырнадцатью малыми. Сюжеты никогда не разбирались подробно, поэтому их стоит прокомментировать. Начнем с северного угла гостиницы между Театральным проездом и Китайгородской стеной.

В сторону Лубянской площади обращено панно «Жажда»: смуглый юноша в полосатой набедренной повязке набирает в чашу воду из небольшого источника; вдали в голом пустынном пейзаже крадется тигр. Судя по персонажам и атрибутике, перед нами — иллюстрация к быту Индии или Юго-Восточной Азии, где водятся тигры. Эскиз опубликован, поэтому можно сказать, что он довольно точно воспроизведен в керамике. В пандан к основному сюжету в малых панно разработана аналогичная тема — человек и вода; на одном из них изображена голова этого же юноши на фоне ниспадающей воды.

На том же углу со стороны Театрального проезда расположено панно «Поклонение божеству»: древнеперсидские жрецы в характерных длинных одеждах и островерхих колпаках⁴² играют на чанге (ченге) — популярном в Древней Персии музыкальном инструменте, близком к арфе и отчасти ее прародителе. Силуэты жрецов эффектно выделяются на фоне темного неба с яркими звездами и пустынного пейзажа со стоящими вдали двумя ступенчатыми зиккуратами. Эскиз этого сюжета публиковался в журнале «Мир искусства», так что сомнений в авторстве А. Я. Головина нет. Основное изображение фланкируют два малых панно, выполненных в той же темной и холодной цветовой гамме. С левого на пешеходов смотрит огромная сова с пестрой грудкой, на правом две змеи выползают из темной ночной травы.

На западном углу между Театральном проездом и Театральной площадью в сторону проезда обращено панно «Купание наяд». Четыре обнаженные наяды скомпонованы очень затейливо — все они находятся в движении, словно играя друг с другом. Их бледные тела почти сливаются с жемчужными всплесками воды на закате. О времени суток говорят розовые облака и темнеющие синие скалы на дальнем плане. Тема морских божеств пользовалась необыкновенной популярностью в конце XIX века; ей отдали дань многие западноевропейские и русские литераторы и художники. Фланкирующие основное панно малые вторят ему: слева помещено изображение розовых пеликанов (эскиз опубликован), справа — выглядывающая из густой зелени голова юноши в цветочном венке, будто наблюдающая за плещущимися наядами.

Со стороны Театральной площади угол «Метрополя» украшает очень нарядная серия из пяти панно. Центром является панно «Полдень», или «Клеопатра»⁴³: прекрасная молодая женщина в белоснежной тунике на садовой террасе с балюстрадой, отгораживающей ее от южного морского берега и растущих на нем высоких деревьев. Прическа и фигура женщины выглядят очень современно, предвосхищая стиль «неогрек» в женской моде второй половины 1900‑х годов. Пейзаж, думается, не случайно вызывал итальянские ассоциации. В 1895 году Головин впервые посетил Италию, затем в 1896–1899 годах приезжал туда вновь и позже вспоминал: «Страна эта навсегда очаровала меня и дала мне массу впечатлений. Не знаю, что было прекраснее — южная природа, ее великолепные краски, яркое солнце или памятники старины, древняя архитектура, картинные галереи»⁴⁴. Ползущая змея в правом нижнем углу намекает, что изображенная — именно Клеопатра. (В процессе реставрации 1970‑х годов здесь заменили разрушенные плитки, в результате тело змеи сейчас практически не читается.) Эскиз А. Я. Головина для этого панно — единственный сохранившийся до наших дней⁴⁵. Малые панно по сторонам — словно дополнительные окошки в цветущий теплый мир «Клеопатры», на них те же зелень и цветы, что и по краям большого. В ансамбль юго‑западного ризалита входят и очень эффектно нарисованные парные панно «Белые лебеди» и «Черные лебеди», благородную статику и изысканный ритм которых можно сравнить с панно того же А. Я. Головина «Лебеди», созданным для отделки столовой в подмосковной усадьбе М. Ф. Якунчиковой⁴⁶, а также с опубликованной в «Мире искусства» гравюрой Ф. Валлоттона «Лебеди»⁴⁷.

Правый угол здания, выходящий на Театральную площадь, венчает панно «Поклонение старине»: юный крылатый греческий бог (?), играющий на арфе перед развалинами древнегреческого храма. Как всегда у Головина, старинный музыкальный инструмент изображен очень точно. Это греческая арфа (harpe) — вариация ситара. Играли на ней обычно стоя или сидя, двумя руками, держа вертикальную стойку инструмента у груди, что, собственно, мы и видим на головинском панно. Такая историческая достоверность лишний раз подчеркивает широкую образованность А. Я. Головина, всеми современниками признанную. А. Н. Бенуа, к примеру, называвший Александра Яковлевича «подлинным аристократом», отмечал: «Головин известен как человек самого глубокого понимания искусства; это художник, чуткий не только к живописи, краскам, но и к музыке, поэзии, ко всем проявлениям человеческой культуры»⁴⁸. Популярность сюжета подтверждает небольшой прямоугольный керамический пласт, повторяющий головинский рисунок к рассматриваемому панно и хранящийся в Государственном музее истории Санкт-
Петербурга⁴⁹. На малых панно по сторонам от «Поклонения старине» расположены необычные изображения: Аполлон (?) с сидящей на ветке птичкой (профиль запечатленной каменной скульптуры напоминает именно древнегреческого Аполлона — думается, не случайно; так, К. А. Коровин писал: «Сколько раз А. Я. Головин говорил мне, что он <…> обожает Аполлона и красоту античного мира!»⁵⁰) и фрагмент древнеегипетского храма с огромными фигурами фараонов (вероятно, основой эскиза явился вид знаменитого скального храма Абу-Симбел в Египте).

На этом углу здания с восточной стороны большое панно отсутствует, хотя ниша для него есть. Ниже расположены два прямоугольных панно с белыми медведями и черными пантерами — еще один вариант черно‑белой пары. На отступающей к Китайгородской стене части южного фасада (крыле «Метрополя») находится еще одно небольшое панно: обнаженная коленопреклоненная женщина на цветущем лугу. Думается, к нему А. Я. Головин отношения не имел — оно совершенно не похоже на его эскизы и гораздо слабее по рисунку.

Остались два наиболее важных по смыслу и месту расположения панно, фланкирующие «Принцессу Грёзу».

В октябре 1901 года журнал «Керамическое обозрение» сообщал: «На керамической фабрике С. И. Мамонтова в с. Абрамцеве выполняется грандиозная художественная работа: мозаичные (ошибка. — М. Н.) панно для фасадов одного из новых огромных московских зданий по рисункам художника Головина. Три мотива: “Поклонение божеству”, “Орфей играет” и “Жизнь” уже готовы и укрепляются на стену»⁵¹. Судя по всему, именно этим произведениям предстояло украсить фасад гостиницы по Театральному проезду. О «Поклонении божеству» речь у нас уже шла, а вот панно «Орфей играет» (о котором в печати сообщалось, что оно установлено) в представленном на эскизе А. Я. Головина виде отсутствует. Опубликованный эскиз на сюжет древнегреческого мифа изображал Орфея с лирой в руках, идущего за Эвридикой в подземное царство по бесплодной каменистой пустыне, где его подстерегали опасности — их символизировали три огромных грифа в правом углу. Сейчас на предполагаемом месте панно «Орфей играет» располагается гораздо более слабая композиция, к которой мы лишь условно приложили название «Поклонение природе»: стоящая девушка (лицо ее практически не прорисовано) в развевающейся тунике протягивает какой‑то небольшой темный прямоугольный предмет (ломоть хлеба?) стоящим рядом павлинам; поодаль застыли белые журавли. Возможно, данная композиция являлась парной к «Орфей играет» и изображала Эвридику на благоухающих цветочных полях. (Заметим попутно, что этот античный сюжет Александр Яковлевич воплотил позже при оформлении постановки оперы К. В. Глюка «Орфей и Эвридика»⁵².) Как бы там ни было, авторство существующего ныне изображения трудно безоговорочно приписать А. Я. Головину, поскольку указанное панно сильно отличается от остальных по манере прорисовки и прочим характеристикам. Хотя придирчивый С. К. Маковский однажды ворчливо заметил, что «рисунок Головина далеко не мастерский, иногда же просто поражает неумелостью»⁵³, он утверждал подобное, сравнивая Александра Яковлевича с самыми блистательными рисовальщиками эпохи. А здесь перед нами — неумелость ученическая, можно сказать, «малоинтересная». Случайные вялые контуры пейзажа на дальнем плане, почти не разработанный первый план с редкими плохо нарисованными цветочками, грубо, примитивно сделанные складки туники, ломающие фигуру «Эвридики», — сравнение последних с великолепно ниспадающими складками туники Клеопатры на эскизе другого панно наглядно опровергает авторство А. Я. Головина в рассматриваемом случае. Иными словами, существующее изображение если и имело в своей основе предварительный головинский набросок, то окончательно прорисовывалось неким начинающим абрамцевским художником.

Композиция справа от «Принцессы Грёзы»: меланхолический северный речной или озерный пейзаж, огромная ладья с телом обнаженного раненого или убитого воина с мечом в руках, сопровождающая воина крылатая девушка, играющая на арфе. Соответствует ли описанный сюжет первоначальному панно «Жизнь», установленному на фасаде «Метрополя», мы не знаем. Во всяком случае, сейчас это лишь условное его название. Что же тут изображено?..