Работа П. Я. Караченцова
Биографические заметки.
Начну с патриарха — Алексея Никаноровича Комарова (1879–1977), который, случалось, говаривал: «Меня часто спрашивают: “Когда вы стали анималистом?” А я думаю: “Когда я им не был?”»
Он родился в селе Скородном Тульской губернии Ефремовского уезда и позднее писал: «Детство провел в деревне и еще в 4–5-летнем возрасте рисовал и лепил из хлеба домашних животных». Жил с «тетей Катей» в маленьком (две комнаты) флигельке с соломенной крышей. Смутные детские воспоминания: «Я сижу на полу и устраиваю лес. <…> Втыкаю в щели пола прутики, сажаю на них сделанных мною из хлеба птичек». Тяга к животным обозначилась очень рано. С любовной дотошностью описывает А. Н. Комаров свои игрушки: «Деревянная лошадка была моим лучшим другом. Обтянутая пестрой телячьей шкурой, с волосяной гривой и хвостом»; «Еще у меня был любимый слон. Слон был сшит тетками из моей курточки». Однажды тетя Катя купила Алеше чижика. «Сердце пухнет от любви к нему, и так хочется взять его в руки и целовать в черную шапочку…»
Посетив с тетей Катей тульскую ярмарку, Алеша увидел «на площади длинное холщовое сооружение с пестрыми флагами и ярко намалеванными зверями». Это в Тулу приехал бродячий зверинец. Мальчик, как зачарованный, ходил от клетки к клетке: львы, тигры, гиены, медведи, антилопы, обезьяны, кричащие попугаи… Время бежало, но оторваться от зрелища не было сил. «Кончилось тем, что мои штанишки оказались мокры».
Постепенно комната Алеши превратилась в сущий зоопарк: «Под столом в большом ящике шуршат соломой и повизгивают морские свинки, в клетке на сундуке гоняются друг за другом две норки, рядом хомяк целыми днями вылизывает и расчесывает свою шкурку, по полу бегает скворец и буйно купается в тазу, а на окне висят клетки с чижами, зябликами, снегирями. Вся эта компания поет, пищит, шумит не переставая день и ночь».
Алеша зарисовывает птиц и зверей, читает «Жизнь животных» А. Брема и сверяет имеющиеся в издании иллюстрации с натурой. В душе рождается мечта изобразить «лучше и полнее всех птиц и зверей мира».
Учился мальчик в Тульском реальном училище, по окончании которого поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (1896). Через несколько лет в известном издательстве Г. Ф. Мириманова произошло знакомство двух будущих корифеев-анималистов — А. Н. Комарова и В. А. Ватагина1, которые «невольно разделили между собой фауну»: в результате этого раздела за Ватагиным осталось «экзотическое зверье».
В конце 1890-х годов Комаров начинает делать иллюстрации для журнала «Псовая и ружейная охота». Чтобы досконально изучить жизнь гончих и борзых собак, он на некоторое время уехал в имение Свиридово неподалеку от города Венёв Тульской губернии. Пригласил его хозяин имения — большой знаток псовой охоты и издатель журнала Сергей Владимирович Озеров. «Первый раз в жизни я видел собак в таком количестве и таких необыкновенных. Так вот они какие, эти борзые собаки! Этих действительно ни с какими другими не спутаешь. Я с восторгом смотрю на них, глажу их шелковистую псовину и любуюсь их легкими ловкими движениями, их побежкой, как на пружинах».
В 1902–1903 годах начинается регулярное сотрудничество в детских журналах, оформление книг, работа в издательствах И. Д. Сытина, А. Д. Ступина, И. Н. Кнебеля.
«Сижу в кабинете Мензбира2 и рисую <…> рябков (род птиц. — А. Ш.)». Именно М. А. Мензбир посоветовал молодому художнику: «Вот вам бы поучиться у Мартынова3, вы бы еще лучше стали рисовать! Смотрите, как он хорошо к птичкам пририсовывает ландшафт».
«Когда Комаров <…> изображает своих зверей и птиц, — читаем в № 11 журнала “Охота и охотничье хозяйство” за 1974 год, — он обычно не ограничивается рамками портрета животного, а вписывает его в характерный пейзаж. Жизненная правда возникает благодаря глубокому знанию всех условий, в которых обитает животное». Знание это приобреталось в многочисленных путешествиях — Архангельск, Крым, Урал, Кавказ, Алтай, Астрахань, Средняя Азия, Казахстан, Персия, Швеция, Норвегия…
Особенно много сделал А. Н. Комаров для Дарвиновского музея, для которого создал 172 полотна. Основатель и первый директор музея Александр Федорович Котс (1880–1964) хотел, в частности, иметь серию картин, «говорящих языком Дарвина». Как было не взяться за подобное предприятие! К тому же здесь работали коллеги — В. А. Ватагин, В. В. Трофимов (о нем см. ниже). «В зоопарке, зоомузее и в Дарвиновском музее я перезнакомился со многими зоологами. <…> В Дарвиновском музее я привык к большим холстам и уже не пугался холста в два-три метра».
«За мою долгую жизнь много животных у меня перебывало. Можно сказать, что никогда я не жил без моих любимых животных. И кто только не был у меня — и домашние животные, и лесные зверьки, и множество птиц, и даже насекомые». Не случайно с какой-то настойчивой ноткой в голосе художник именовал себя старым лешим.
На склоне лет Алексей Никанорович все чаще задумывался об итогах своей творческой деятельности. Тысячи книжных рисунков, иллюстрации к научным изданиям «Птицы Советского Союза», «Птицы Казахстана», «Хищные звери», картины и плакаты для музеев… В 1947 году он удостоился звания заслуженного деятеля искусств РСФСР. Но все это, как говорится, послужной список. Главное же для себя пожилой человек сформулировал в дневнике: «Я хотел разбудить людей от равнодушия, заставить их полюбить живую природу, дать им эту новую неувядающую радость. Я рисовал животных, стараясь сделать их красивыми, добрыми. И дети полюбили мои рисунки, и многие срисовывали их, и я получал письма от детей с благодарностью».
Достигнув «края земного бытия», А. Н. Комаров, по его собственному признанию, «уже порядком устал. Долго, очень долго я шагаю по дороге жизни. Иногда теряю ее и блуждаю в потемках, иногда я вдруг вижу свет вдали и бросаюсь с радостью и надеждой. А теперь я устал. Волосы мои поседели, глаза заволоклись туманом, уши заткнуты ватой, ноги спотыкаются». Он умер на своей даче в подмосковных Песках 31 марта, когда природа вокруг только-только начинала пробуждаться.
Чтобы не заканчивать на печальной ноте, изменим тональность и приведем в заключение жизнеутверждающие комаровские стихотворные строки.
Люблю сидеть я перед печкой,
Смотреть, как пляшет огонек,
Как дым свивается в колечки,
Как светит красный уголек.
Сидеть и вспоминать былое,
Былые встречи и разлуки,
Былое сердцу дорогое,
Былые радости и муки.
Вот предо мною ширь степная,
Орел в поднебесье парит,
Косматой гривою мотая,
Конек мой весело бежит…
* * *
Судьба Дмитрия Владимировича Горлова (1899–1988) могла бы сложиться трагически. После создания им безобидной скульптурной игрушки «Красный конь» его едва не зачислили в формалисты, с которыми как раз начиналась жестокая борьба. Спасли дети, на вопрос вершителей судьбы художника «А кто может скакать на такой лошади?» дружно ответившие: «Чапаев! Ворошилов!»…
Он родился в Санкт-Петербурге, но вскоре родители переехали в подмосковный Богородск. Уже в два года малыш начал рисовать. Кого? Животных. И в Богородском реальном училище его способности рисовальщика оценили по достоинству. Все вокруг считали, что сам Бог велел Мите сделаться художником. Но иначе поначалу думал Митя. Профессия художника не казалось ему серьезной. Училище он окончил в 1919 году и, уехав в Москву, стал студентом Петровской сельскохозяйственной академии, однако вскоре перешел в Московский университет на естественное отделение, и лишь в 1921-м, бросив университет, поступил во ВХУТЕМАС, где занимался до 1923 года, параллельно трудясь в Дарвиновском музее вместе с В. А. Ватагиным. Навыки художника-графика осваивал под руководством знаменитого карикатуриста Дмитрия Моора4. Много работал Горлов и в зоопарке, делая зарисовки в альбомы, наблюдая за животными, постигая их мир — именно там он определился со специальностью.
К 1920-м годам относятся первые книжно-иллюстративные опыты Дмитрия Владимировича. «1923 год. В издательстве “Синяя птица” выходит моя первая книга, сделанная от начала до конца, — “Лобо, король Куррумпо”. Сетон-Томпсон — мой любимый писатель».
В 1922 году В. А. Ватагин предложил Д. В. Горлову стать его ассистентом. Тот согласился, что во многом предопределило судьбу молодого художника. Работая с Ватагиным в Дарвиновском музее, наблюдая за ним, Дмитрий Владимирович многое для себя почерпнул. У него пробудился интерес к скульптуре. После поездки в заповедник Аскания-Нова (1923) в доме Ватагина в Тарусе Горлов создал свои первые скульптуры из дерева и камня. Дружба между художниками сохранилась на всю жизнь. Незадолго до кончины Ватагин написал Горлову: «Митя, дорогой и милый! Вот уже сорок лет <…> прошло с того прекрасного времени, как судьба познакомила нас! <…> Помню, сидел я в зоопарке и драконил фазанов для Мензбира, и появился ты, востроглазый юноша, знакомиться со мной — и долго с этих пор ты сохранял свой юношеский облик и слыл моим “сынком”. Теперь мы оба поседели, и наши возрасты сблизились. Уже сорок лет живем мы с тобой рядом, заняты общим делом — “построением анимализма”. Таруса, общие интересы и симпатии соединили нас, и сердечная близость не оскудевает».
В 1928 году Ватагин рекомендует своего молодого коллегу издательству «Детгиз», где они совместно оформили несколько книг. Впоследствии Горлов оформил более 60 изданий. Первой же его самостоятельной работой стала книга С. З. Федорченко «Звери» (М., 1933). И здесь, как отмечают критики, «уже узнается характерная пластика будущих керамических работ» Горлова.
Да, вскоре Дмитрий Владимирович начинает заниматься игрушкой, оставив издательско-оформительские дела. Горловские игрушки на прилавках не залеживались! Радовали мальчиков и девочек красные кони и другие звери. Около ста образцов игрушек из дерева и папье-маше создал мастер, некоторые фигурки даже двигались. В 1930-х годах и позже Д. В. Горлов много работает в области скульптуры — выполняет садово-парковые произведения, участвует в оформлении павильонов Всесоюзной сельскохозяйственной выставки; его рельефами на темы басен Крылова украшен памятник баснописцу в Твери (1959); в 1950–1960-х годах появляются воплощенные в терракоте четырехчастная композиция «Лесной заповедник», триптих «Степной заповедник», рельеф «Бизон и лебеди». Приведенный перечень далеко не полон.
В 1943 году Дмитрия Владимировича пригласили главным художником на Гжельский керамический завод, где ему предстояло вдохнуть в производство новую жизнь, при этом возрождая дышащие на ладан старинные традиции. Есть где развернуться. И планы были: устроить нечто вроде Абрамцевских керамических мастерских, пригласить искусных художников… В Гжели Д. В. Горлов создает «Кабана» и «Рысенка» (1953), статуэтки «Ослик», «Зебра», «Жираф» и «Зубробизон», удостоенные золотой медали на Всемирной выставке в Брюсселе (1958). К нему приходит признание. Терракота, майолика, фарфор, бисквит5, фаянс, шамот — все материалы нужно попробовать. И Горлов с головой уходит в изучение технологий, в опыты и эксперименты. «Материальная» жадность часто приводила к очень интересным результатам. Пример — бисквитный «Волчонок» (1963). И все же: «У меня нет любимого материала, есть любимая тема. Любой материал интересен, но самое интересное — подобрать к нему ключи».
Вспоминается эпизод, рассказанный наследником горловского дома скульптором М. В. Шандуренко: зима, снег, и на улице — Дмитрий Владимирович в тулупе, в папахе, стройный, прямой, породистый, похожий на царского офицера…
В 1974 году Дмитрию Владимировичу Горлову было присвоено звание заслуженного художника РСФСР (а вообще-то художников-анималистов власти наградами не баловали). Жизнь свою он доживал в деревне Соколова Пустынь на берегу Оки. О чем думал в последние годы? Вот одна из записей: «Я убежден, что в искусстве надо делать нужные вещи, которые идут в народ. <…> Если мои вещи вызывают теплые чувства, симпатию, радость — для меня это очень много. Я считаю, что не зря работал».
Похоронить себя он завещал в Тарусе на старом кладбище рядом с В. А. Ватагиным…
