Аэростат

Многие москвичи хорошо знают монументальное здание бывших Покров­ских казарм, расположенное на Покровском бульваре. А вот о том, что с 1904 по 1917 год в нем размещался 7-й гренадерский Самогитский генерал‑адъютанта графа Тотлебена полк российской армии, известно далеко не всем. Как, впрочем, и о том, что название полка образовано от слова Самогития — так по‑русски назывался исторический регион Литвы (сейчас — Жемайтия), где в 1817‑м полк был сформирован. В этом полку служил мой двоюродный дед — полковник Михаил Павлович Федосюк (1879–1944), в память о котором отец назвал меня Михаилом.

Скажу несколько слов о Михаиле Павловиче. Он родился в Клинском уезде Московской губернии. Подмосковный Клин расположен приблизительно посредине между Москвой и Тверью. И поскольку отец М. П. Федосюка, Павел Лукьянович, официально был записан мещанином города Твери, Михаил Павлович во многих документах обозначал себя как уроженца Тверской губернии. Сохранилась копия записи в метрической книге «Московской епархии Клинского уезда села Спасского в Заулках Преображенской церкви <…> за тысяча восемьсот семьдесят девятый год (1879)»: «родился шестого (6) и крещен шестнадцатого (16) октября месяца Михаил. Родители его: 36 артиллерийской бригады отставной фельдфебель Павел Лукьянов Федосюк, законная жена его Елена Никифорова, оба православные. <…> Таинство крещения совершал священник Михаил Львов с пономарем Феодором Соболевым».

В 1895 году юноша окончил Клинское трехклассное городское училище. Судя по дошедшим до нас служебным документам и по бухгалтерским должностям, которые Михаил Павлович нередко занимал как во время пребывания в армии, так и на гражданской службе, после училища он, видимо, обучался еще и на каких‑то бухгалтерских курсах. В 1897 году М. П. Федосюк поступил вольноопределяющимся в 7-й гренадерский Самогитский полк, откуда через два года был направлен в Казанское пехотное юнкерское училище, а затем продолжил службу в Самогитском полку. В Первую мировую войну дослужился до чина полковника; в марте 1917 года назначен помощником командира нового 20‑го гренадерского Базарджикского полка, сформированного на базе ряда подразделений 7‑го Самогитского и 8‑го Московского гренадерских полков и размещавшегося в Новогрудском уезде Минской губернии. Название полк получил в память о взятии в 1810 году его предшественником, 8-м Московским гренадерским полком, турецкой крепости Базарджик на Балканах¹. С апреля 1917 года М. П. Федосюк — временно исполняющий обязанности командира, а с июня — командир 20‑го Базарджикского полка². Когда после Октябрьской революции полк расформировали, Михаил Павлович перешел в Красную армию, где до 1922 года работал в различных службах тылового обеспечения, а позднее был то снабженцем, то бухгалтером в различных гражданских учреждениях. 

В нашем домашнем архиве сохранился довольно необычный документ — конторская тетрадь с рукописными протоколами комитета офицерских и солдатских депутатов 20-го гренадерского Базарджикского полка за март — октябрь 1917 года. Судя по всему, М. П. Федосюку как командиру полагалось знакомиться с каждым протоколом и утверждать его своей подписью. После расформирования полка тетрадь, очевидно, никому больше не нужная, осталась у Михаила Павловича. Ее, а также альбом полковых фотографий (частично использованных в качестве иллюстраций к данной статье) он бережно хранил всю жизнь. Альбом, скорее всего, являлся подарком на память о прекратившем существование полке. На форзаце — надпись: «Все снимки в сем альбоме произведены в 1917 году в Минской губернии Новогрудского уезда из бытовой жизни 20-го гренадерского Базарджикского полка гренадером сего же полка Жив». К гренадеру по фамилии Жив я не могу сегодня не испытывать чувства глубочайшей признательности.

Появление в российской армии комитетов офицерских и солдатских депутатов было обусловлено революционными событиями февраля‑марта 1917 года. Еще 1 марта (по старому стилю), то есть за день до отречения императора Николая II от престола и образования Временного правительства, Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов издал Приказ № 1, предписывавший во всех подразделениях Петроградского военного округа «немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей». Документ содержал, в частности, следующие пункты: «3) Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам. 4) Приказы Военной Комиссии Государственной Думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. 5) Всякого рода оружие, как‑то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям. 6) В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется. 7) Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.». Хотя формально Приказ № 1 подлежал обязательному исполнению только гарнизоном Петроградского округа, он стал исполняться всей российской армией³. В 20‑м гренадерском Базар­джикском полку протоколы комитета офицерских и солдатских депутатов велись с 19 марта по 8 октября 1917 года. Заседания комитета проводились довольно часто, как правило, один‑
два раза в неделю, но иногда через день или даже ежедневно. Знакомство с протоколами производит двойственное впечатление. С одной стороны, привлечение к управлению полком, помимо командира, еще и выборного органа смягчало охватившие армию протестные настроения. Однако, с другой стороны, протоколы показывают, сколь огромное количество времени тратилось на многословные обсуждения депутатами вопросов, которые могли быть оперативно решены командованием полка.

Логика Приказа № 1 понятна: его авторы стремились демократизировать и вывести из‑под контроля офицеров все, что находилось за пределами собственно боевых действий, сохранив, однако, непосредственное руководство последними за профессионалами. Но вскоре стало ясно: в жизни войсковых подразделений трудно отделить военную составляющую от невоенной. В Базарджикском полку, например, встал вопрос: должен ли полковой комитет согласовывать дни и часы своих заседаний с командиром полка. Неясным оставалось и то, кому полагалось реализовывать принимаемые решения — самому комитету или, по его указанию, командиру полка. Не случайно значительная часть постановлений комитета заканчивается словами: «Просить командира полка о том, чтобы…», «Довести до сведения командира полка, что…». 

Первые два протокола (от 19 и 22 марта) не имеют номеров и озаглавлены: «Протокол заседания разрешенного командиром полка (курсив мой. — М. Ф.) солдатского комитета 20‑го гренадерского Базарджикского полка»⁴. В протоколе от 19 марта читаем: «Следующее заседание устроить 22 марта сего года в 5 часов вечера, о чем испросить разрешения командира полка (курсив мой. — М. Ф.)». Концовка второго протокола аналогична. Однако позднее в состав комитета, помимо солдат, очевидно, были введены и офицеры. Протокол от 1 апреля уже обозначен как № 1 и озаглавлен: «Протокол собрания офицерских и солдатских депутатов 20-го гренадерского Басарджикского полка». Здесь и далее информации о дозволении со стороны командира провести собрание нет.

Об отсутствии однозначности в Приказе № 1, требовавшем от солдат строгой дисциплины при отправлении служебных обязанностей и одновременно предоставлявшем им полную свободу во всем остальном, свидетельствуют и другие постановления полкового комитета 20‑го гренадерского Базар­джикского полка. Так, депутатам показалось неясным, относится ли утренняя побудка к воинской службе или к неслужебной деятельности, и потому 23 апреля комитет рассмотрел вопрос «Об утренней зоре». Депутаты сочли, что утренняя побудка — это часть военной службы, и приняли постановление: «Просить распоряжения командира полка о том, чтобы дежурный горнист ежедневно утром играл подъем».

Затруднялся комитет исчерпывающе истолковать и требование Приказа № 1: «Вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется». Поэтому на заседании 14 апреля решили: «Вопрос об отдании чести внести на рассмотрение дивизионного комитета, дабы установить, на каких основаниях в тылу не отдавать чести и как сочетать действия тыла и фронта».

Далее, как мы помним, Приказ № 1 предписывал: «Всякого рода оружие, как‑то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям». Но тогда следовало ли депутатским комитетам контролировать и другое военное имущество — скажем, бинокли, лошадей? По поводу лошадей 14 апреля постановили: «Гг. офицеры имеют право пользоваться лошадьми команды конных разведчиков только по делам службы, и во всех случаях должна быть записка полкового адъютанта “По приказанию командира полка”». В свою очередь, резолюция от 5 мая о биноклях гласила: «Каждый солдат имеет право пользоваться биноклем, беря его у ротного командира под свою ответственность».

Заметим, что комитет Базарджикского полка (вероятно, не без влияния М. П. Федосюка и других офицеров) прилагал значительные усилия для того, чтобы в условиях демократизации, нередко граничившей с вседозволенностью, сохранять элементы военной дисциплины. Вот две выдержки из принятого на заседании 19 марта «Обращения к солдатам»: «Помните, товарищи: в единении сила, для этого нужно, один ли это солдат или целая группа, никогда, ни в каких случаях не входить в критику и не ослушиваться приказаний начальников, если бы даже они казались вам непонятными или бы даже нарушали достоинство солдата‑гражданина»; «Взять хотя бы не запрещенную теперь игру в карты. Помните, что она не разрешена, а лишь не запрещается, и что каждый из нас должен отдавать себе отчет, что хорошо и что плохо. Картежная игра — это пагубная страсть, которая не приводит к хорошему концу, а потому просим вас следить за собой и предупреждать более слабых товарищей от этой пагубной страсти».

Комитет рассматривал проступки военнослужащих. Вот решение от 11 апреля, озаглавленное: «Случай в 4-й роте перемены солдатами новых сапог на старые»: «Постановление командира 4 роты предать суду солдат … (оставлено место для фамилий, которые так и не были вписаны. — М. Ф.) за перемену новых сапог старыми вольным жителям с взятием додачи утвердить». От 12 мая по вопросу «О полковых сапожниках»: «Полковой комитет постановил просить командира полка расформировать полковую сапожную мастерскую и определить их по ротам и командам, а также и инструмент, где его нет, так как сапожники за перетяжку сапог берут плату усиленную <…>».

Здесь важно отметить, что начиная с середины апреля полковник М. П. Федосюк, очевидно, осознал необходимость расширить свои полномочия и стал не только утверждать протоколы, но и при необходимости их корректировать. Так, в резолюцию по поводу расформирования сапожной мастерской он вписал: «Необходимо выяснить расследованием полкового комитета виноватых в починке сапог за плату и таковых откомандировать в роту. <…> Начальнику хозяйственной части организовать прием и сдачу сапог в <нрзбр> мастерскую, а также шире поставить починку сапог в ротах и командах, выдав недостающий инструмент в роты и команды. Прием и контроль расхода сапожного материала, получаемого из полка в ротах, возложить на ротный комитет, хотя бы одного из членов такового».

Неоднократно, но, по‑видимому, без ощутимых результатов комитет принимал решения о воспрепятствовании продаже местными жителями солдатам самодельного спиртного напитка, именуемого «кумушкой». Приведем несколько подобных постановлений: «О продаже хмельных напитков местными жителями решено обратиться к командиру полка, дабы было возложено на коменданта более строго следить, чтобы жители не продавали хмельных напитков (“кумушки”), и у тех из них, у которых будет найдено, таковые напитки должны выливаться, а на них составлен протокол» (11 апреля); «<…> полковой комитет просит командира полка принять меры к согласованности действий комендантов всех полков, расквартированных в районе гарнизона, относительно вопросов, касающихся постановления, и обратиться к начальнику гарнизона с просьбой объявить жителям вверенного ему гарнизона, что для борьбы с “кумушкой” будут приняты по отношению к виновным строгие меры до выселения из пределов гарнизона включительно» (23 апреля).

7 мая, стремясь пресечь случаи открытия огня без приказа, комитет рассмотрел вопрос «О беспорядочной стрельбе по аэропланам» и принял решение о запрете таковой.

Нередкими были обсуждения конфликтов между военнослужащими. Так, постановление от 11 апреля по вопросу «Инцидент гражданина Баранова с прапорщиком Шароновым» гласило: «Гражданину Баранову за недостаточную вежливость обращения к своему прямому начальнику прапорщику Шаронову объявить выговор»...