Статья Владимира Брониславовича Муравьева «Декабристы в Москве» была опубликована в предшественнике нашего издания — журнале «Архитектура и строительство Москвы» более трех десятилетий назад (№ 10–12 за 1985 год). Автор, без преувеличения классик москвоведения, смог представить в своей работе все актуальные для того времени сведения по теме. И это несмотря на сложность поставленных им перед собой научной и творческой задач, которые определила сама проблематика исследования — связь декабристов и Москвы. Ведь количество источников, главным образом мемуарного характера, посвященных участникам тайных обществ 1810 — первой половины 1820-х годов, довольно велико.

Однако с момента выхода статьи в печать прошло немало лет, и декабристская историография значительно расширилась. В частности, в научный оборот вошли архивные документы из ранее закрытых фондов. Поэтому материал Вл. Б. Муравьева потребовал переработки: включения дополнений, внесения отдельных уточнений, привлечения новых данных, а также подробного комментария, который выполнил Борис Вячеславович Арсеньев. Републикация обусловлена еще и тем, что в нынешнем году исполняется 195 лет со дня восстания на Сенатской площади. Вряд ли кто оспорит тот факт, что это событие оказало на развитие отечественной истории, культуры и общественной мысли огромное влияние.

I. ИХ ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

Одно из самых проникновенных, самых задушевных и самых известных стихотворений о Москве (может быть, самое известное) написано декабристом Федором Николаевичем Глинкой:

Город чудный, город древний,

Ты вместил в свои концы

И посады, и деревни,

И палаты, и дворцы...¹

Движение декабристов связано с Москвой на всех его этапах. Одни были москвичами по рождению, другие воспитывались в московских учебных заведениях, жили и служили здесь. В Москве возникло самое раннее преддекабристское тайное общество, был создан «Союз благоденствия» и затем здесь же преобразован, дав начало Северному и Южному обществам. В планах восстания Первопрестольной отводилась важная роль: Северное общество в случае невозможности выступления в Петербурге планировало его в Москве, Южное общество, подняв войска, намеревалось идти к Москве, где рассчитывало найти безусловную поддержку. После возвращения из Сибири многие декабристы или жили в Москве, или бывали здесь.

Почти все декабристы принадлежали к поколению, чье рождение и детство пришлись на 1790-е — последние годы царствования Екатерины II и недолгое царствование Павла I.

Москва, 1790-е годы... В начале этого десятилетия наблюдалось любопытное явление: москвичи вдруг заметили, как красив, чудесно самобытен и не похож на другие их родной город. В 1792-м Н. М. Карамзин начинает свою знаменитую «Бедную Лизу» восторженным и живописным описанием панорамы Москвы².

В те же 1790-е известный поэт М. Н. Муравьев (отец декабристов Никиты и Александра Муравьевых³) написал небольшую прозаическую пьесу (так называли этот жанр тогда, мы же его называем стихотворением в прозе) «Древняя столица»:

«Иностранцы, позабыв настоящее имя России, или Руси, долго называли отечество наше Московиею — ошибка, заключающая в себе величайшую похвалу Москвы...

Прекрасное местоположение! Долгое пребывание двора и правительства; богатство, которое целые века стекалось из пределов России, чтоб украсить сию столицу огромного государства; обыкновения и нравы, представляющие живое изображение народного свойства, присоединенные здесь к самым местам и урочищам и беспрестанно воспоминающие древность; многолюдство, веселье, набожность, блеск и роскошь дворянства, тень славного имени — все сии обстоятельства делают воспоминание Москвы драгоценным каждому россиянину. Удивительное многообразие положений, зданий, улиц распространяет по всему городу вид огромного и величественного беспорядка. Холмы, косогоры, долины застроены без различия. Почтенные развалины древности видят возвышающиеся подле себя здания новейшего вкуса, и хижины не боятся соседства великолепных палат...»

Картина свободно раскинувшегося города соответствовала и сложившемуся к концу XVIII века общему мнению, что в Москве жизнь свободнее, вольнее, независимее, чем в Петербурге⁴. В какой-то степени это отвечало действительности. А. С. Пушкин помнил по детским впечатлениям те времена, когда «в Москве пребывало богатое не служащее дворянство, вельможи, оставившие двор, люди независимые, беспечные, страстные к безвредному злоречию», и описал «невинные странности москвичей», которые «были признаком их независимости».

Однако если бы все ограничивалось «невинными странностями», то такая оппозиция вряд ли бы обеспокоила Екатерину II и заставила ее внимательно и подозрительно приглядываться к Первопрестольной. «Я вовсе не люблю Москвы», — раздраженно утверждала императрица. Про москвичей она говорила, что это «сброд разношерстной толпы, которая всегда готова сопротивляться доброму порядку и с незапамятных времен возмущается по малейшему поводу, страстно даже любит рассказы об этих возмущениях и питает ими свой ум»⁵. Когда шло следствие по делу о книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», императрица назвала автора бунтовщиком «хуже Пугачева» и, конечно, обратила внимание на то, что Радищев родился в Москве, там воспитывался и учился. Тем более что ее давно тревожила деятельность и другого москвича — известного просветителя и книгоиздателя Н. И. Новикова, издававшего сатирические журналы, в которых он не боялся оспаривать саму императрицу. Екатерина II подозревала в Новикове руководителя обширного масонского заговора против нее. Она отдала распоряжение московскому главнокомандующему следить за ним и при первой возможности арестовать. В 1792 году Новикова заключили в Шлиссельбургскую крепость, откуда в те времена живыми не выходили. Были высланы из Москвы под надзор местных властей и его сотоварищи по «Типографической компании» И. П. Тургенев и Н. Н. Трубецкой⁶.

Меншикова башня — церковь Архангела Гавриила в Телеграфном переулке — принадлежит к числу самых известных московских архитектурных памятников. Ее золоченая винтообразная главка видна с Чистых прудов, из Кривоколенного и Потаповского переулков, а в конце XVIII столетия храм царил над Мясницкой улицей и всей окрестностью⁷. Возле Меншиковой башни в 1790-е годы история причудливо свела две эпохи.

На Мясницкой находились дом и типография Н. И. Новикова. В Кривоколенном переулке окнами на башню стояло здание, принадлежавшее новиковской «Типографской компании», в котором жили некоторые близкие к кружку Новикова люди, в том числе и друг А. Н. Радищева А. М. Кутузов. Это ему посвящалось «Путешествие из Петербурга в Москву»: «А. М. К. Любезнейшему другу. <…> тебе оно, о! сочувственник мой…»⁸. По другую сторону башни, в сторону Мясницкой, стоял Московский почтамт, директор которого И. Б. Пестель по распоряжению Екатерины II вскрывал все письма, получаемые и отправляемые членами новиковского кружка, и аккуратно доносил об их содержании полиции (потом, во время следствия, эти донесения использовались императрицей и начальником Тайной экспедиции Сената С. И. Шешковским для обвинения Новикова). В доме почтамта, в казенной квартире, 24 июня 1793 года родился сын московского почтдиректора Павел Иванович Пестель — будущий глава декабристского Южного общества.

Среди членов тайных декабристских обществ довольно многие принадлежали к известным московским дворянским семьям. Владения их родителей разбросаны по всей Москве. На Волхонке появился на свет князь С. Г. Волконский, там же родился А. Е. Ринкевич, на Пречистенке находились дома родителей И. А. Долгорукова, А. Н. Вяземского, Н. В. Всеволожского, И. Г. Бибикова, П. П. Лопухина, П. А. Муханова, на Пречистенском бульваре — Н. А. Васильчикова, на Остоженке — П. Д. Черевина, на Петровке — И. А. Анненкова и деда князя А. И. Одоевского, на Знаменке — князя С. П. Трубецкого, в Староконюшенном переулке — М. А. и И. А. Фонвизиных, Д. А. Арцыбашева, на Садовой-Спасской — М. М. Нарышкина, на Садовой-Кудринской — С. Н. Кашкина, на Новинском бульваре — Е. П. Оболенского и А. С. Грибоедова, на Воздвиженке — М. А. Дмитриева-Мамонова, на Собачьей площадке — братьев Петра и Павла Колошиных, в Ваганьковском переулке — В. М. Голицына, на Малой Никитской — М. А. Волкова, на Новой Басманной — Л. А. и В. А. Перовских, на Большой Дмитровке — В. Л. Давыдова, на Страстной (ныне Пушкинской) площади — Г. А. Римского-Корсакова, на Яузском бульваре — М. М. Спиридова, на Солянке — В. П. Ивашева, на Разгуляе — В. А. Мусина-Пушкина. Владели домами в Москве также родители С. И. и М. И. Муравьевых-Апостолов, М. П. Бестужева-Рюмина, Никиты Михайловича Муравьева, В. П. Зубкова. Отец П. И. Пестеля после того, как оставил должность почтдиректора, приобрел дом на Земляном валу⁹.

Более 50 декабристов учились в Благородном пансионе при Московском университете или в самом университете. Пансион занимал несколько зданий за университетом, между Никитским и Газетным переулками, там, где сейчас находится Центральный телеграф. Время не сохранило ни одного из строений пансиона, но он навечно остался в истории русской культуры: здесь учились В. А. Жуковский, А. С. Грибоедов, В. Ф. Одоевский, М. Ю. Лермонтов, будущие декабристы, государственные деятели¹⁰.

В 1790–1800-х годах во главе пансиона стоял профессор натуральной истории, член образованного Н. И. Новиковым «Дружеского ученого общества» А. А. Прокопович-Антонский. В пансионе было серьезно поставлено научное образование, преподавали профессора университета, но главное внимание обращалось на воспитание нравственных принципов в духе просветительства и гуманизма.

В 1796 году вступивший на престол Павел I, отменяя распоряжения матери, вернул из Сибири Радищева, освободил Новикова и всех пострадавших по его делу. И. П. Тургенев был назначен директором Московского университета. Квартира Тургенева находилась в главном здании университета, в его левом крыле¹¹. В квартиру входил круглый зал, в котором затем помещалась аудитория словесного отделения — филологического факультета, в нем занимались Полежаев, Белинский, Станкевич, Лермонтов и многие другие известные литераторы.

О сыне Тургенева Николае, будущем видном деятеле декабризма, Пушкин писал в X главе «Евгения Онегина»:

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

В 1798–1806 годах он учился в пансионе, затем до 1808-го — в университете. Несколько строк из его юношеского дневника помогают понять, в каком направлении шло развитие взглядов воспитанников: «Цветаев (профессор. — Вл. М.) говорил о преступлениях разного рода и между прочим сказал, что нигде в иных случаях не оказывают более презрения к простому народу, как у нас в России. Хотя мне и больно, очень больно было слушать это, однако должно согласиться, что бедные простолюдины нигде так не притесняемы, как у нас». Посетив Таврический дворец, Николай Тургенев записывает: «Тут приходит мне на мысль сон Радищева, когда он ехал в Москву». Эта запись неоспоримо свидетельствует, что запрещенное «Путешествие из Петербурга в Москву» было хорошо известно студентам.

В пансионе учились декабристы П. Г. Каховский (как сказал он, прослеживая свой путь в тайное общество, «с детства изучая историю греков и римлян, я был воспламенен героями древности»), Александр, Михаил и Николай Муравьевы, братья Перовские, П. П. Каверин, Н. А. Крюков, И. Г. Бурцев (в 1812 году «со школьной скамьи», как писал он, поступил в армию), А. И. Якубович, М. А. и И. А. Фонвизины, В. Ф. Раевский, Н. С. и П. С. Бобрищевы-Пушкины, Ф. Ф. Вадковский и другие. Впоследствии их имена мы встретим во всех декабристских обществах — и Северном, и Южном, и в Обществе соединенных славян.

В. Ф. Раевский, учившийся в пансионе в 1803–1811 годах, в статье «Причины заговора» пишет: «Московский университетский пансион, основанный в 1777 году под попечительством таких лиц, как М. Н. Муравьев, И. П. Тургенев, приготовлял юношей, которые развивали новые понятия, высокие идеи о своем отечестве, понимали свое унижение, угнетение народное. Гвардия наполнена была офицерами из этого заведения».

Не меньше встречаем имен декабристов среди студентов университета: И. Д. Якушкин, И. А. Анненков, М. П. Бестужев-Рюмин, Муравьевы, С. П. Трубецкой, А. П. и С. П. Юшневские и другие.

На Большой Дмитровке к огромному доходному дому, построенному в начале XX века (сейчас № 9), вплотную примыкает невысокий дом (№ 11), явно надстроенный двумя этажами (всего их в доме четыре) и перестроенный, но все же сохраняющий в своем облике черты старомосковских строений. Известный москвовед Ю. А. Федосюк считает, что этот дом не что иное, как флигель бывшей усадьбы князя А. В. Урусова, в котором помещалось памятное в истории декабристского движения Училище колонновожатых.

В 1801 году в московской усадьбе отчима — старика князя А. В. Урусова — поселился отставной полковник Н. Н. Муравьев, один из образованнейших людей своего времени, военный теоретик, математик, агроном, по просьбе отчима он занимался управлением его имениями. Дом Урусова отличался роскошью. Его украшением были великолепные гобелены, которые, по преданию, знаменитый французский вор начала XVIII столетия Картуш похитил из Версаля. Н. Н. Муравьев с семьей занимал квартиру не во дворце, а в скромном флигеле.

В 1810 году третий сын Н. Н. Муравьева, 14-летний студент Московского университета Михаил, одаренный математик, и несколько его товарищей по учебе начали собираться для более углубленных занятий математикой. Отец одобрял эти занятия и предоставил для их собраний свою квартиру. Собрания стали регулярными, их посещало все больше и больше народу; под влиянием Н. Н. Муравьева кружок любителей математики превратился в настоящее научное общество с лекциями, докладами, его цели расширились. Это общество, прервавшее свои занятия в 1812-м, после войны с Наполеоном положило начало Училищу колонновожатых — учебному заведению, готовившему офицеров штабной службы. Из числа воспитанников училища, о котором будет рассказано ниже, по подсчету М. В. Нечкиной, вышло 24 декабриста.

Дом Н. Н. Муравьева привлекал молодежь насыщенной умственной жизнью, высокими интересами, передовыми взглядами¹². Второй из братьев Муравьевых, Николай, в 1810 году, увлеченный идеей всеобщего равенства, решает осуществить ее на практике: поселиться на каком-нибудь острове, населенном дикарями, и образовать там республику. Республиканской мечтой он увлек своих друзей детства — Артамона Муравьева, Матвея Муравьева-Апостола и двух братьев Перовских, Льва и Василия. Они составили законы будущей республики, Николая Муравьева избрали президентом, постановили, чтобы каждый овладел каким-нибудь ремеслом и мог прокормить себя собственным трудом, придумали специальный знак, носимый на одежде, на груди — «две параллельные линии из меди в знак равенства». Они предполагали, что «Братское сообщество», как они называли себя, будет расширяться, и поэтому ввели «условные знаки для узнавания друг друга при встрече: <...> положено было взяться правою рукою за шею и топнуть ногой; потом, пожав товарищу руку, подавить ему ладонь средним пальцем и взаимно произнести друг другу на ухо слово “чока”». «Братское сообщество» 16–17-летних мечтателей просуществовало год с небольшим, в 1811 — начале 1812 года все они поступили на военную службу.

Отрочество и юность многих декабристов пришлись на то время, когда Россия жила под постоянной угрозой войны с наполеоновской Францией. И вот наступил 1812 год, Наполеон вторгся в Россию.

Многие москвичи-декабристы уже служили в армии: трое братьев Муравьевых — Александр, Михаил и Николай, братья Муравьевы-Апостолы, Пестель, Якушкин, Раевский, Трубецкой, Перовские, Волконский…