Слон в Москве в 1796 году. Лубок
Путешествие слона по российским просторам в 1839 году.
Известно, что слоны в Москве не водятся. Известно также, что за последние пять веков москвичи неоднократно могли лицезреть этих животных (мы говорим о временах, когда в Первопрестольной еще не было зоопарка). Их дарили российским монархам правители восточных стран, желавшие установить с нами дружественные отношения. Так, еще в XVI столетии персидский шах прислал слона царю Ивану Грозному. Гиганта, создавшего принимающей стороне множество проблем, «сослали» в отдаленную волость, а затем он оказал сопротивление опричникам, и те его застрелили.
Позже со слонами у нас обходились более гуманно, хотя хлопот с ними тоже хватало. Ниже последует рассказ о слоне, появившемся в Москве в 1839 году, а до того проделавшему нелегкий путь через всю Россию.
Началась эта история 16 мая 1839 года. Оренбургская пограничная комиссия направила в Москву депешу, информируя московское начальство, что на древнюю столицу надвигается… слон. Его шлет в дар российскому императору эмир бухарский. Подарок уже доставлен в Оренбург и передан тамошним чиновникам. Слона сопровождают «главный вожак <…> и два помощника сего последнего из Авганцов (афганцев. — А. Ш.)»1.
Заметим: ни в Бухаре, ни в Афганистане слоны тоже не водятся. По-видимому, эмир бухарский получил слона от афганского правителя, а тот — из Индии. Так или иначе, элефант оказался в России. Что дальше? А вот что. Оренбургские чиновники давно привыкли отправлять своим ходом по этапу новобранцев, переселенцев, арестантов, назначив им начальников и приставив конвой. Аналогично поступили и со слоном. Возглавил команду толмач Костромитинов. Конвой: урядник и четверо казаков Оренбургского казачьего полка. Плюс трое афганцев. Плюс слон. Такой получился отряд. Маршрут «этапа» пролегал через Оренбургскую, Симбирскую, Нижегородскую, Владимирскую, Московскую, Тверскую, Новгородскую и Петербургскую губернии. В больших городах предполагались остановки для отдыха и для того, чтобы местные жители успели посмотреть на «этапитуемое» диво. Каждый из губернаторов получил указание: «В местах, <…> означенных в препровожденной к нему выписке из маршрута, во время следования чрез оные слона принять меры к предупреждению беспорядков от стечения из любопытства народа; чтобы по возможности заготовлен был потребный для слона белый хлеб и сено, за которые будут заплачены деньги; во время же роздыха для помещения слона отведены были бы просторные дворы и, если можно, крытые сараи или навесы»2. Оговаривались даже такие подробности: «Если вода (в попадающих на пути реках. — А. Ш.) не глубже 2-х аршин, то слон может переходить вброд»3.
Планировалось, что экспедиция ежедневно будет преодолевать расстояние в 45–50 верст. Отправившись 25 мая из Оренбурга, 5 июля она должна была достичь Московской губернии и 6 числа добраться до Богородска, затем, миновав 48 верст, вступить в Москву. Тут «путешественникам» предстояло провести 4 дня и 11 июля двинуться дальше. Ночевка — в селении Черная Грязь. Через 51 версту однодневная остановка в Клину. 14 числа быть в селе Завидово, а на следующий день покинуть Московскую губернию4.
Костромитинову выдали деньги — «на продовольствие слона» и «путевые» — для выплаты людям его команды.
«Этап» рассчитывался на 75 дней — с 25 мая по 8 августа. Однако маршрут составлялся по картам, без учета состояния дорог, мостов, паромов, изменчивости погоды, степени компетентности местных администраторов. И все пошло по известной толстовской присказке: «Чисто писано в бумаге, да забыли про овраги…»
Тогда обязанности московского генерал-губернатора исполнял комендант генерал-лейтенант Карл Густавович Стааль. Как военный человек, привыкший к порядку, он приказал к указанным датам приготовить в нужных местах корм и ночлег для слона, жилье и питание сопровождающим. Были проверены переправы через водные преграды, выделены полицейские и военные команды для обеспечения «спокойствия».
Требовалось еще и подготовить население к встрече необычного «гостя», дабы избежать возможных волнений. С этой целью издали несколько вариантов лубочных картинок, изображавших слона; для сравнения рядом с ним были нарисованы глазеющие на него люди и лающие собаки (как тут не вспомнить знаменитую Моську из басни И. А. Крылова). Под картинками помещались тексты, содержащие информацию о слонах. Вот один из этих текстов (орфография и пунктуация по возможности приведена к современным нормам): «Слон есть самой большой и примечания достойный земной зверь, ибо он вышиною в 4 аршина, да притом чрезвычайно толст, весу в нем около 14 000 фунтов, а обитает он в жарких [странах] азии и африки, питается травою и древесными листами, кожа на нем цветом темноватая и седая, притом голая, морщеватая и жесткая, он послушнее лошади, верностью равняется собаке и хитрее обезьян, так же умен, как добр, силен как лев, а сердит как тигр, сколько он прост, а более переимчив и послушен, посредством своего хобота вырывает деревья, людей и зверей повергает им на землю, да притом и делает разные дела, как то вытаскивает пробки из бутыли, развязывает узлы и кладет тяжести на свою спину и тому подобное, а живет до 200 лет и более»5.
Между тем К. Г. Стааль получил от Костромитинова рапорт, что экспедиция вовремя прибыть в Московскую губернию не сможет. 5 июня отряд добрался до Самары, и там стало ясно, что слон «к продолжению пути по причине разбития подошв у всех четырех ног не способен ранее 8 числа сего месяца, <…> а потому чрез губернию, вверенную Вашему Превосходительству, должен проследовать двумя днями позже времени, назначенного в маршруте»6.
Вскоре, однако, Костромитинов, уже покинувший Самару, доложил: «При совершенно благоприятной погоде [слон] взошел на паром для переправы, но внезапно поднявшаяся буря прибила нас к острову, на котором мы простояли 8 и 9 числа сего месяца, а 10‑го июня при больших громах переправились к Рождествену и вступили в путь». Соответственно, прибытие экспедиции вновь откладывалось7.
12 июня от Костромитинова поступило очередное известие: «Слон разбил ноги, и оттого принужден бываю денные переходы день от дня значительно уменьшать и дать по крайней мере пятидневный роздых в городе Симбирске»8.
Тут вмешались и московские губернские чиновники, лишь усугубив ситуацию. Выяснив, что на Владимирском тракте, по которому должен был проследовать слон, мост через реку Пехорку «между селом Яковлевским и деревнею Леоновою» не сможет выдержать столь большой вес, они вместо ремонта моста начали согласовывать изменение и, следовательно, удлинение маршрута — «по Стромынскому тракту через Преображенскую заставу»9.
Тем временем здоровье слона резко ухудшилось. При выходе из Симбирска он сильно хромал на правую переднюю ногу и мог пройти не более 12–15 верст в день. Затем у него случились «два прорыва» в нижней части левой передней ноги, вскоре превратившиеся в открытые болезненные раны. Симбирский гражданский губернатор Н. И. Комаров сообщил: животное начали лечить, для чего пришлось сделать остановки «28 и 29 июня в селе Карлинском и 2, 3, 4 и 5 июля в селе Кандарати»10. Однако «по удостоверению людей, находящихся при слоне, ему для излечения ран нужно простоять на одном месте до тех пор, пока сбросит на больной ноге старую подошву, а новая получит надлежащую твердость». Тогда Комаров, «согласно предъявлению главного вожака, признавая полезным отправить слона если не до Санкт-Петербурга, то до Москвы водою, разрешил <…> отправиться со слоном на крепком крытом нарочно для того устроенном пароме водою по реке Суре до г. Васильсурска Нижегородской губернии»11.
Нижегородские власти отнеслись к страдающем гиганту столь же гуманно и дальше транспортировали его по Волге и Оке до Мурома, откуда ему предстояло следовать в Москву сухим путем. Стааля уведомили, что в Московскую губернию слон будет доставлен после 18 августа.
А проблемы все множились. Заготовленный для слона хлеб портился. Полицейские команды, отряженные в расположенные по маршруту экспедиции селения, обременяли местных жителей своим постоем, вызывая недовольство. Сам маршрут и ожидаемые даты прибытия постоянно менялись. На одном из рапортов Стааль, не выдержав, поставил резолюцию: «Когда ж Его великость проследует хочу знать»12.
В середине августа у Костромитинова кончились деньги, отпущенные ему на дорогу. Дойти к тому времени удалось только до Владимирской губернии. Местный губернатор выдал экспедиции 100 рублей, но, чтобы добраться до Москвы, их не хватило — все было истрачено на корм и медикаменты для слона. Костромитинов и казаки перестали получать «путевые» с 17 августа, вожак и его помощники — с 25 августа.
Однако все когда-нибудь кончается. 27 августа толмач рапортовал К. Г. Стаалю: «Имею честь донести Вашему Превосходительству, что слон, сопровождаемый мною в С. Петербург, 28 сего августа в 12 часов пополудни или даже ранее войдет в г. Москву»13. Костромитинов, рассчитывавший 15 сентября «войти» в Петербург, просил 500 рублей «на продовольствие слона» и 217 рублей для выплаты «путевых» членам отряда, а также медикаментов «по прилагаемому при сем рецепту»14. Деньги Костромитинову выдали из «экстраординарных сумм». Из Старо-Никольской аптеки отпустили лекарства на сумму 23 рубля 70 копеек.
В Москве слон оставался до 6 часов утра 31 августа. Обитатели города и окрестностей толпами стекались поглазеть на это чудо природы. О впечатлениях зрителей можно судить по стихам с лубочной картинки конца XVIII века, где очевидец описывает «визит» в Первопрестольную предыдущего слона (1796). Приведем фрагменты сего довольно пространного сочинения:
Что в Москве за удивленье,
Что за новое явленье,
Что дивится так она?
Привели в нее слона.
Множество бежит народу
К страшному сему уроду.
Все торопятся, спешат,
Все смотреть его хотят.
<…>
Долго я мыслями смущался,
Долго к слону збирался,
Напоследок все ж решил,
Я смотреть слона ходил.
При моем туда вступленьи
Поразило удивленье.
Страшен был слона мне вид,
Хоть коврами он покрыт.
<…>
Слон всюду хоботом поводит,
В трусость зрителей приводит.
Зная в нем велику мочь,
Пятились, как раки, прочь.
Мне вздумалось сойти пониже,
Подойти к слону поближе.
Яблок, калачей давал,
Слон, как крошки, их глотал15…
По свидетельствам современников, в 1839 году картина наблюдалась примерно та же. Не до радости было лишь полицейским, обеспечивавшим порядок, и администрации, опасавшейся каких-либо чрезвычайных происшествий. Но все обошлось, и вскоре московский обер-полицмейстер генерал-майор Л. М. Цынский с облегчением докладывал К. Г. Стаалю: «Слон отправился из сей столицы в С. Петербург минувшего августа 31-го числа чрез Тверскую заставу благополучно»16…
