«Вестник парижских мод». 1841 год. № 34. Гравер М. Н. Кошелевская
Из истории отечественных изданий для дам.
Периодические издания для женщин появились в России во второй половине XVIII века. Они содержали поэтические и прозаические произведения, сообщения об актуальных европейских туалетах и соответствующие гравюры. Тексты представляли собой в основном переводы из иностранных журналов, однако печатались и отечественные авторы — Я. Б. Княжнин, А. П. Сумароков и другие. Подписчики, количество которых исчислялось десятками, принадлежали к высшему светскому обществу1.
В первой трети XIX столетия ассортимент периодики, в том числе рассчитанной на женскую аудиторию, заметно расширился. Уже не считалось зазорным помещать в конце журнального выпуска модный обзор, сопровождая его опять же гравюрами. В этот период издателями и авторами выступали не только дворяне («Дамский журнал» — князь П. И. Шаликов, «Гирлянда» — М. А. Бестужев-Рюмин), но и представители других сословий: С. Е. Раич («Галатея») и Н. И. Надеждин («Молва») происходили из духовного звания, Н. А. Полевой («Московский телеграф») — из купеческой среды. В 1834 году министр народного просвещения граф С. С. Уваров докладывал императору: «Вкус к чтению и вообще литературной деятельности, которые прежде заключались в границах сословий высших, именно в настоящее время перешли в средние классы и пределы свои распространяют даже далее»2.
О том же косвенно говорит и увеличение тиражей периодических изданий. В 1829 году В. Л. Пушкин сообщал П. А. Вяземскому: «Раич имеет более 1200 подписчиков»3. У газеты «Молва» была 1 тысяча постоянных читателей4, у «Московского телеграфа» — более 2 тысяч. В середине 1830-х годов начинает издаваться журнал «Библиотека для чтения», тираж которого достиг 5 тысяч экземпляров. Тогда «многим стало ясно, что литература из изящного аристократического занятия избранных превращается в “значительную отрасль промышленности”»5. Тираж журнала «Отечественные записки» в 1840-х годах взлетел до «рекордной по тем временам цифры — 8 тысяч»6. Наиболее оборотистые издатели стремились привлечь и женскую аудиторию — разделом «Моды». Историк И. П. Кулакова даже утверждает: «Нет сомнения, что к написанию статей такой тематики привлекались женщины»7.
В середине 1830-х годов представительницы прекрасного пола начинают осваивать и издательское дело. Первые два имени — Мария Николаевна Кошелевская (1815–1883) и Елизавета Францевна Сафонова, урожденная Терренберг (?–?). Сафонова трудилась в этой сфере около 40 лет, самое известное ее издание — журнал «Ваза», в 1873–1874 годах она выпускала журнал «Женские работы». Интересно отметить родство Елизаветы Францевны с издателем «Московского телеграфа» Н. А. Полевым (приходилась ему свояченицей). Возможно, на начальном этапе Полевой помогал ей советами — в дневнике Николая Алексеевича есть запись: «Лиза лезет с своим журналом»8. В дальнейшем отношения расстроились из-за финансовых проблем, так что Полевой называл Сафонову «извергом»9. На долю этой женщины выпало немало испытаний, о ней до сих пор мало что известно, ее жизнь и судьба — тема будущих исследований10. О Марии Николаевне Кошелевской расскажем в конце статьи.
Обе издательницы познали скептическое отношение к своим трудам. В. Г. Белинский, говоря о «Вестнике парижских мод» (Кошелевская), не видел здесь «никакого соперничества с нашими журналами», но все-таки признавал «Вестник» «необходимым явлением нашей общественной жизни»11. Н. А. Некрасов высказался о «Листке для светских людей» (Сафонова) в том духе, что эти люди «и не подозревают существования подобного светского “Листка”»12. Только в середине века мнение просвещенного общества по сему поводу изменилось. В «Отечественных записках» читаем: «Мы видели первые нумера “Магазина мод и рукоделья” и должны отдать полную справедливость издательнице за ее заботливость и уменье. Издание действительно изящное и полезное»13.
Эти журналы среди прочего предлагали читательницам выкройки. Их — литографированные или вырезанные — Е. Ф. Сафонова намеревалась помещать в журнале «Ваза» еще во второй половине 1830-х годов в качестве приложений14. Можно констатировать, что в 1851 году выкройки прилагались к журналам «Магазин мод и рукоделья» и «Мода. Журнал для светских людей». Редакция последнего сообщала: «На 20 больших литографированных листах выкроек и узоров находятся выкройки 40 фасонов по всем отраслям дамского и детского туалета. <…> Известно, что ни одно из русских изданий не сообщало до сих пор достаточных сведений о мужских модах; поэтому мы еще в прошлом году объявили, что будем высылать дамские или мужские гравюрки мод по требованию подписчиков, но опыт показал, что одни гравюрки без выкроек не могут дать полного понятия о мужском костюме. На этом основании, желая вполне угодить публике, мы решили прилагать в 1852 году выкройки и для мужских мод. С этой целью мы пригласили известных мастеров гг. Рюста и Мишеля15 принять на себя выбор мужских фасонов для нашего журнала. Таким образом, с будущего года те из гг. подписчиков, которые пожелают иметь мужские гравюрки мод, получат и выкройки фасонов исключительно по части мужского туалета. Надеемся, что такие приложения будут полезны не только портным, но и тем из наших подписчиков (преимущественно помещиков), у которых есть люди, умеющие шить, но не знающие выкроек новейших фасонов. Чтобы иметь возможность давать каждый месяц по нескольку фасонов и показывать на самих выкройках уборку наряда, мы прилагаем не вырезные выкройки, как при других журналах, а литографированные на больших листах. Для разбора же выкроек, как дамских, так и мужских, в начале года разослано будет объяснение, как с ними обращаться, и при этом руководстве всякая швея в провинции может без труда снять фасон и скроить материю. <…> По окончании года из тетрадей “Моды” составится красивый том <…> с 24 гравюрками современных мод и с таким же числом листов с литографированными выкройками и узорами»16. Известно, что в 1858 году журнал печатался «в числе 2000 экземпляров»17.
* * *
В обществе между тем протекали сложные социо-культурные процессы. Порхание девицы по балам обычно кончалось замужеством. Новоиспеченная супруга становилась хозяйкой и, как правило, многодетной матерью, которой приходилось участвовать в управлении имением, вести дом, заниматься воспитанием детей. Далеко не все дворяне имели стабильное финансовое обеспечение. Мужья поступали на службу, но и это часто не решало проблему. Дворянство расслаивалось по имущественному признаку. Мемуарист свидетельствовал: «Тетка моя принадлежала к дворянскому сословию и, гордая этою принадлежностью, несмотря на свою бедность, <…> нередко говаривала с гонором: “Я сама родилась в карете”, давая знать этими словами, что ее <…> не удивишь никаким экипажем, хотя при настоящем ее состоянии она вынуждена была трястись на калибере или даже делать визиты пешком»18. Однако многими, особенно молоденькими барынями, финансовая недостаточность переживалась крайне болезненно. Приведем характерный отрывок из воспоминаний выпускницы Московского Екатерининского института благородных девиц.
«Еще несколько дней, и мы совсем свободны. С разных концов России скачут на почтовых и плетутся на долгих разнородные экипажи с родителями и родственниками. В институтских стенах беспрепятственно ходят модистки, разные посланные со свертками покупок, с записками и деньгами. В дортуарах рядом с казенным камлотом лежат белый газ, кружева, великолепные вышивки. Тут же рядом есть и скромный mousseline suisse на коленкоре. Над этим коленкором льются чьи-то слезы:
— Ради Бога, маменька, сшейте другое; в этом на выпуске показаться нельзя… Что это за гадость! Купите хоть пу-де-суа.
— Сударыня, да ты вспомни, мне и перчаток-то тебе не на что купить!
И многое в этом роде… Домашняя жизнь уже столкнулась с институтской жизнью и вытесняет ее с неудержимой силой»19.
Небогатые семейства не имели возможности приобретать наряды в модных ателье и изготавливали их своими силами. А. М. Достоевский, младший брат писателя, вспоминал: «В то старое патриархальное время дамы среднего сословия и даже высшего, но незначительно богатые, шили и кроили все платья, даже и дорогие шелковые, визитные, собственными руками. <…> Выдавать же платье на пошитье портнихам считалось даже зазорным»20. При этом использовались выкройки. В 1832 году будущий историк Т. Н. Грановский, находясь в Петербурге, писал сестре Варваре, проживавшей в Орле: «Талии носят короче несколько, рукава пышные с перехватом, отделка, впрочем, простая — не знаю, поняла ли ты меня, пишу как говорили, но Зимина, к которой обращался с вопросами, обещала мне дать выкройки, которые вышлю, как получу только»21.
Патриархальный мир постепенно уходил в прошлое. «Среди дворянства увеличивалось число бессемейных, одиноких и тех, кто должен был думать о том, как прокормить своих детей»22. Например, те выпускницы институтов благородных девиц, что победнее, нередко устраивались работать гувернантками. Вот показательная сцена. 1839 год, путешественник отправляется из Москвы в столицу в дилижансе. Его спутники — «дама средних лет, подполковница, <…> девица, выпущенная из института, ехавшая для малолетных детей ее (подполковницы. — Т. Р.), и петербургский купец. <…> Уселись, и огромный тяжелый дилижанс загремел по камням Мясницкой улицы. Сперва мы друг на друга молча посматривали, а юная пассажирка плакала, расставаясь в первый раз со своими родными и белокаменной старушкой Москвою, где она родилась»23.
Образ вынужденно работающей женщины из благородного сословия проникает и в литературу. В сочинении писательницы Александры Плохово «Сумский, или Нечто вроде были» говорится о семействе Ладиной, жившем в Певческом переулке в «запустелой Петербургской стороне». Ладина — вдова доктора, надворного советника — нанимала половину «маленького деревянного домика о шести окнах», где обитала с дочерью и сыном. «Небольшой пенсион по смерти мужа и пятьсот рублей жалованья сына составляли все богатство Ладиных, прежде живших богато. Покойный доктор жил открыто, имея большой круг знакомства, не щадил ничего для воспитания детей. Сын воспитывался в лицее, дочь в лучшем пансионе; издержки на содержание их и роскошный образ жизни в Петербурге вовлекли его в долги, которых скоропостижная кончина не допустила выплатить; потому‑то по смерти его было описано все имение и продано с аукциона, а жена с детьми осталась в самом бедном положении. И так вдова должна была из великолепной квартиры в Миллионной переселиться в небольшую хижину на Петербургской стороне, где все украшения убого жилища составлял богатый рояль, оставленный старушкой для любимой дочери. Ладина была счастлива детьми, сын ее, окончив ученье в лицее, при жизни отца хотел вступить в военную службу, <…> но со смертию отца пресеклись надежды пылкого юноши. <…> Сестра его, прекрасная Аделаида, привыкнув порхать беззаботно, подобно бабочке, среди резвых подруг-пансионерок, приученная ко всем удовольствиям и роскоши светской жизни, проводившая все свободное от ученья время на балах, в театрах, на гулянье, теперь день и ночь занималась рукодельем, дабы вырученными деньгами за работу доставлять хоть маленькую помощь в семействе при недостаточном положении»24.
Вопрос о степени вовлеченности дворянок в производство одежды на продажу, а не для собственных нужд, остается неизученным; выявить такие примеры сложно, поскольку никто не спешил афишировать подобные детали своей жизни. Однако уже в первые два десятилетия XIX века в газете «Московские ведомости» печатались объявления следующего содержания: «Благородная девица принимает к себе девочек для обучения шить золотом. <…> Желающие отдавать таких, также и работы заказывать, могут ее найти на Арбате <…> в доме г. Горчакова»25; «Благородная женщина желает принимать девочек для обучения плести кружева и шить в пяльцах разными швами, также и брать всякую работу. Живет на Якиманке, в приходе Петра и Павла, в доме просвирни. У ней же отпускается в услужение человек молодых лет, высокой ростом, умеет грамоте, годный в оффисиантскую и камердинерскую должности»26. Как видим, объявления анонимные, но были и подписанные: «Живущая в городе Уфе подпорутчица Ирина Алексеевна Головнина в своем доме <…> желает брать учить благородных и господских девиц вышивать в настилку шелками и бумагою, <…> равно желает брать вышивать дамские платья и головные уборы, или кому что угодно»27.
Среди работавших дворянок попадались польки: «Благородная женщина польской нации, умеющая шить дамские платья, вышивать гладью парижским манером, <…> принимает по своему рукоделию работу на выгодных кондициях. Жительство имеет на Пресне, в доме г. Чоботова под № 345, во флигеле»28; «Находящаяся в здешнем городе (Смоленске. — Т. Р.) и живущая в 1-й города части в доме, принадлежащем Троицкому монастырю, варшавская дворянка Ульяна Антонова Сиковичева занимается изделием дамских шляпок, чепцов. И, сверх сего, имеет продажные разные галантерейные вещи без всякого на то торгового свидетельства» (донесение в Смоленскую городскую думу)29…
