Предисловие публикатора
Дмитрий Сергеевич Шереметев (1869-1943), потомок первого российского графа фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева (1652-1719), родился в Царском Селе под Петербургом. Его отца, графа Сергея Дмитриевича Шереметева (1844-1918), тогда ротмистра Кавалергардского полка, незадолго до рождения первенца назначили адъютантом Великого князя Александра Александровича (1845-1894), будущего императора Александра III. Мать Дмитрия Сергеевича, Екатерина Павловна, урожденная княжна Вяземская (1849-1929), была внучкой поэта князя Петра Андреевича Вяземского (1792-1878).
В 1885 году в связи с избранием С. Д. Шереметева Московским губернским предводителем дворянства семья из Петербурга переехала на жительство в Москву. Здесь Дмитрий окончил Поливановскую гимназию и в 1889 году поступил на юридический факультет Императорского Московского университета. Через год в связи с возвращением семьи в Петербург он оставляет университет и сдает экзамены на офицерский чин при Пажеском корпусе, а в 1891-м зачисляется корнетом в Кавалергардский полк, где дослужился до чина полковника. С 1896 года он -флигель-адъютант свиты Николая II, в составе которой оставался вплоть до отречения императора от престола.
Во время Первой мировой войны Дмитрий Сергеевич, выполняя свои служебные обязанности, сопровождал Николая II в его поездках в войска и в Ставку Верховного главнокомандующего русской армией Великого князя Николая Николаевича. Продолжал сопровождать он царя и позже, когда тот принял на себя функцию Верховного главнокомандующего (23 августа 1915 года).
После отречения императора от престола Д. С. Шереметев получил отставку и переехал в Москву, но вскоре небезопасно стало и в первопрестольной. С большим трудом Дмитрий Сергеевич с семьей перебрался в Крым. После Крымской эвакуации оказался в Италии, был, в частности, первым председателем Союза русских дворян (1926-1929). Скончался в Риме, похоронен на кладбище Тестаччо.
В эмиграции Дмитрий Сергеевич написал «Воспоминания о Государе Императоре Николае II», до сих пор, насколько мне известно, полностью не опубликованные. В 1936 году очерк, состоящий из четырех фрагментов «Воспоминаний…», издал в Брюсселе комитет по сооружению там православного храма праведного Иова Многострадального «в память царя-мученика Николая II и всех русских людей, богоборческой властью в смуте убиенных». В 1957 году тот же очерк был опубликован в июльской (№ 67) тетради эмигрантской газеты «Возрождение» под заголовком «Государь на фронте (из воспоминаний о Государе Императоре Николае II во время войны)». Ниже печатается (с сохранением названия и орфографии оригинала) текст брюссельского издания, экземпляр которого хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге.
I
Государь Император часто и на несколько дней посещал Ставку Верховного Главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича. Поезд Государя стоял в тупике в высоком сосновом бору, в нескольких ста шагах от поезда Верховного Главнокомандующего. Летом вокруг этого поезда были проведены дорожки, посыпанные песком, стояли скамейки со столиками и находилась Высочайшая палатка для завтрака.
После утреннего доклада у Верховного Главнокомандующего, куда Государь отправлялся из своего поезда пешком, и после Высочайшего завтрака в палатке мы отправлялись на прогулку пешком по окрестностям. Государь Император был замечательный и неутомимый ходок. Он привык к этому еще с детства.
Во время посещения Верховного Главнокомандующего Государь посещал различные фронты, в каких поездках и я Ему сопутствовал. Я был с Его Величеством на смотрах в Седлеце, в Двинске, в Ровно и Клеване, в Житомире, в Каменец-Подольске, в Киеве и после взятия Перемышля во время поездки на автомобилях из Брод во Львов, где мы останавливались в доме генерал-губернатора графа Г. А. Бобринского, затем на завтраке у генерал-адъютанта Брусилова, где-то под Карпатами, и на блестящем параде доблестного Кавказского корпуса генерала Ирмана в Хирове.
Здесь произошел трогательный случай. Государь с Великим князем Николаем Николаевичем объезжали корпус по фронту на автомобиле. Вдруг автомобиль из-за песков застрял. Великий князь крикнул солдатам помочь вытащить автомобиль. Солдаты бросились помогать. Государь встал в автомобиле во весь рост, а солдаты целовали Его руки, приговаривая: «Кормилец, родной, отец наш…». Государь был очень растроган. Этот корпус несравненных храбрецов и героев представился блестяще и покрыл себя славой и в последующих боях.
Был я с Государем и в Перемышле, где мы ночевали и осматривали укрепления, а завтрак был в доме бывшего австрийского полкового собрания, и вернулись в автомобилях обратно на русскую границу. Здесь Его Величество передал мне бриллиантовую саблю и приказал отнести ее в стоящий рядом вагон Великого князя и лично передать ему эту саблю, Высочайше пожалованную за освобождение Галиции.
Был я с Его Величеством и на Дунае в Рени, и в Тирасполе, а также в Одессе, Херсоне и Николаеве, также в Севастополе и Евпатории, в Новочеркасске, во Владикавказе и Екатеринодаре, также в Тифлисе, откуда мы через Александрополь посетили Карс и Саракамыш, и Государь принял парад генерала Берхмана в Меджингерте, уже по ту сторону Саганлугского перевала, на турецкой территории, за несколько дней до разгрома Энвера-паши. Парад был на снегу. Я ехал на автомобиле вдвоем с адмиралом К. Д. Ниловым.
II
Был я и в ту знаменательную поездку дежурным при Его Величестве, когда Государь, после долгих колебаний генерал-адъютанта Иванова, уже будучи сам Верховным Главнокомандующим, настойчиво требовал, чтобы его допустили до передовых окопов наших пехотных расположений. Генерал-адъютант Иванов боялся взять на себя эту ответственность, но Господь Бог, видимо, благословил желание Государя: с утра пал сильный туман, дорога, ведущая к окопам и обстреливаемая неприятельской артиллерией, сравнительно была более безопасна. Генерал-адъютант Иванов настоял, чтобы было не более трех автомобилей. В первом Государь с Наследником Цесаревичем, во втором Воейков со мной и в третьем Иванов с министром Двора графом Фредериксом.
Окопы были заняты одним из наших пехотных полков и, насколько я помню, Модлинским. Автомобили остановились; дальше надо было идти пешком. Государь приказал Цесаревичу хранить полное молчание. Рота солдат, вынырнувшая из окопа и возвращавшаяся на отдых, с удивлением узнала Цесаревича Алексея Николаевича. Надо было видеть радость и изумление на лицах солдат, когда они поняли, что перед ними Государь Император с Наследником Цесаревичем. Возвращение Государя из сферы огня окончилось, слава Богу, благополучно. Государь был в радостном настроении духа. Проехали в глубокий тыл, где был парад корпусу генерала фон Бринкена, и затем в окрестности Тарнополя, где был парад «дикой» дивизии под командой Великого князя Михаила Александровича, и другого корпуса <…> в армии, подчиненной главному командованию генерал-адъютанта Иванова.
После парада, тоже очень удачного, где войска представились так же блестяще, как и прочие, корпус построился в каре. Государь стоял на шоссе, а корпус был на обширном поле. Государь обратился к генерал-адъютанту Иванову и, будучи в отличном расположении духа, горячо благодарил его за все, что он видел.
Тогда генерал-адъютант Иванов обратился к Государю с просьбой. Генерал-адъютант доложил Его Величеству, что в рядах одного из
пехотных полков находится разжалованный полковник, который был разжалован за то, что при исполнении служебных обязанностей дал пощечину генерал-майору. Этот полковник, будучи нижним чином, доблестно сражался и заслужил при общем уважении все четыре степени Георгиевского креста. Если милость Государя на то соизволит, его прощение и возвращение в прежний чин было бы радостью для всего корпуса.
Государь с видимым удовольствием приказал вызвать его из рядов. И тут произошла незабываемая всеми картина.
Полк, где находился этот полковник, стоял в каре насупротив Государя в самом крайнем отдалении. Генерал-адъютант Иванов, выйдя вперед, мощным голосом прокричал: «Его Величество Государь Император требует к себе рядового такого-то полка такого-то». Эта команда, подхваченная ближайшим начальством, пошла по всему фронту и, раскатываясь все далее и далее, наконец, потонула где-то далеко на самой окраине поля.
Войска замерли и чувствовалось, что взоры тысяч людей обращены на N-ский полк.
И вдруг мы увидели, как от самого дальнего фронта выделилась маленькая серая точка. Она все ближе и ближе подвигалась быстрым бегом через все необъятное поле, наконец, обрисовался 
облик солдата в защитной шинели с винтовкой в руках, а затем уже и сам солдат, запыхавшись, подбежал к канаве и, перепрыгнув через канаву, встал, вытянувшись перед Его Величеством. Это был немолодой человек уже с проседью. Лицо его, несмотря на бег, было смертельной бледности, только глубокие глаза впились в лицо Государя.
Государь с ему одному присущей лаской и мягкостью в голосе, посмотрев на него своими лучезарными глазами, сказал спокойным и ровным голосом: «Генерал-адъютант Иванов просил меня в воздаяние ваших геройских подвигов простить вам вашу вину. Возвращаю вам ваш бывший чин полковника и благодарю вас за вашу службу». Я смотрел в лицо полковника. Он задрожал с головы до ног. Крупные капли слез потекли из его глаз, и он прерывающимся от волнения голосом воскликнул: «Ваше Императорское Величество, я жизнь свою отдам за Вас».
Мы стояли потрясенные и растроганные.
Генерал-адъютант Иванов вытирал платком слезы, а я с трудом сдержал свое волнение. Я был умилен Государем и потрясен его спокойствием, выдержкой, силой духа. Такие минуты не забываются. Вот где доброта и чудное сердце царя выявилось воочию перед всеми присутствовавшими при этом необыкновенном случае.
Для получения полной версии статьи обратитесь в редакцию
