Ржевское направление, 1942 год

Андрей Рожков, выпускник Самарского техникума связи. На обороте надпись: «Дорогой маме от сына Андрея 6/XI-34»

Из дневника военного врача

3 марта 1943 года в Ржев, находившийся под немцами более полутора лет, вступили войска 30-й армии Западного фронта. В ее составе воевал мой отец, военврач Андрей Тимофеевич Рожков (1914–1974). Война застала его слушателем 4-го курса Куйбышевской военно-медицинской академии. В числе двухсот добровольцев он не продолжил учебу на пятом курсе и в августе 1941-го был выпущен зауряд-врачом в армию, однако отправлен не на фронт, а на Урал, где формировались резервы. Отцу присвоили звание «военврач 3-го ранга», назначив на должность старшего врача 1257-го стрелкового полка 379-й стрелковой дивизии, комплектовавшейся из уральцев (пермяков) и сибиряков. Дивизия влилась в 30-ю армию Калининского фронта и во время нашего контрнаступления под Москвой с 6 декабря 1941 по 5 марта 1942 года прошла с боями из района Завидово до деревни Усово, расположенной западнее Ржева.

В нашей семье хранится военный дневник отца. Андрей Тимофеевич вел его с конца января до середины августа 1942 года. Записи, носящие отрывочный характер, наиболее регулярно делались в январе — марте, то есть во время Ржевско-Вяземской наступательной операции Красной армии — одного из кровопролитнейших сражений Великой Отечественной войны. Эти страницы дневника помещаются ниже. Текст приведен в соответствие с современными правилами орфографии. Стилистические особенности подлинника сохранены. Варьирующееся написание дат (местами римские, местами арабские цифры и т. п.) унифицировано. Аббревиатуры раскрываются в примечаниях.

Андрей Тимофеевич Рожков

22.01.42

Полтора месяца как идем по выжженной врагом земле. Прекрасная Русская земля дышит пожарищами, чернеет грудами развалин и пылает народной ненавистью.

Вот село Ивашино¹, насчитывавшее ранее 200 дворов. Теперь это груда головешек, тлеющая в ночном морозном воздухе. Еще подъезжая к селу, ощущаешь запах гари — это верный признак села, оставленного немцами.

В селе осталось десятка два домов и большая, стиля, по-моему, типичного для Подмосковья, церковь. Говорят, что при немце в церкви начинал служить какой-то поп (будто бы сапожник), который, набрав денег и других приношений, еще до ухода немцев смотал удочки в неизвестном направлении.

И немец при отходе из этого села дал по церкви три залпа из крупных орудий. Зачем? А если так, то скажите, зачем было отбирать у малых детей стеклярусные игрушки…

Сегодня в д. Зеленьково² привели двух пленных. Всего захвачено 40, но 38-ми сразу предложили освободить вольный свет от гадости, т. е. расстреляли. Оба одеты в тонкие темные шинели, на ногах у одного ботинки, у другого — сапоги, обернутые теплым бельем, снятым, конечно, с нашего бойца. Один в пилотке — уши, как две белых бабочки, отморожены, другой в дамск[ом] капоре. Лица у обоих то ли от мороза, то ли от стыда за свою гадливость закрыты до глаз косынками. Стоят на 35-градусном морозе у штаба и переминаются. Подошедшие местные женщины сдергивают с пленных платки: «Не вы ли, сволочи, сожгли наши дома??» И эти сволочи молчат, хотя один из них, поляк по национальности, прилично говорит по-русски. Другой — немец — твердит: «Раньше Москва капут, теперь Берлин капут, немецкий солдат капут». Им сделали «капут», выведя за деревню, хотя женщины просили разуть их и привязать к близстоящей березе — пусть потанцуют. Жутко, но они хотели истребления.

2.02.42

Давно не писал, а за это время произошло много интересного. Я опять в д. Ивашково³, но уже не старший врач полка, а командир медроты ОМСБ-456⁴ и первый помощник комбата.

Комбат⁵ — хороший хирург, но характер у него херовый. Если с ним поработать некоторое время, то хорошо натаскаешься по хирургии. В обращении с подчиненными он хамит и весьма нетактичен. Что заставляет его вести себя корректно в отношении меня, не знаю. Знаю одно: схами он мне — устрою большой «хай».

Его самолюбие и самовлюбленность болезненны.

На днях удаляли из regio mastoidea⁶ значительный осколок, проникший через кость и остановившийся у dura mater⁷.

Давно собирался описать ощущения, испытанные мною под с. Копылово⁸ при налете 17 немецких стервятников. Я со старшиной санроты Серебровым⁹ и ПНШ-5¹⁰ ехали в д. Копылово из леса, где стояли наши кухни. До Копылово было 350–400 м, а кругом дороги было раскинуто снежное — говорят, минированное — поле, за которым в 150–200 м начинался лес.

Внезапно появились стервятники — один, другой, третий… семнадцатый. На бреющем полете с леденящим свистом прошли они вдоль дороги, поливая нас и другие ехавшие впереди 4–5 повозок стеной из трассирующих пуль. Все, в том числе и мы трое, бросились с повозок в поле. Я отбежал от дороги метров 10 и камнем упал на ровный ярко-белый в солнечных лучах снеговой покров. Смольянников¹¹ перекатился шаром на другую сторону дороги и тоже лег.

Я лежал и старался как можно больше вдавиться головой, а если угодно, и всем телом, в каску. Земля дрожала глухими ударами от разрывов бомб. Казалось, что при каждом разрыве тебя плашмя подбрасывает над землей и вновь бросает на нее. Каждый стервятник, сбросив бомбу, снижался, поворачивался на крыло, казалось, что накрывал тебя своей свастикой, и давал очередь трассирующих пуль.

Я слышал храбрецов, которые, попав в подобное положение, все же впоследствии сознавались в неприятности своих ощущений. И они правы. Ощущение таково, что будто кишки прирастают куда-то к пояснице, а живот втягивается внутрь.

Я пробовал перебегать и потом падать, чтобы достигнуть леса; так делали все. Я видел Пермякова¹²: лицо искажено какой-то гримасой, взгляд сосредоточен и серьезен, рот полуоткрыт и жадно хватает воздух. Фигуры перебегавших немедленно подвергались обстрелу с ревуще-свистящих стервятников, снижавшихся над перебегавшими.

В голове пронеслось все, и особенно вспомнился Юрка¹³, когда очередь — бум-бум-та-та-та — легла в 1–1,5 м от меня.

Теперь будет понятно, что я через 3 дня с наслаждением видел, как 6 стервятников, подбитых нашими зенитками, черными клубами дыма пошли к земле. А эти 17, отбомбив дорогу, напали на Копылово, убив в нем 18 лошадей и несколько бойцов.

В следующие дни сволочей не было, наши ястребки все время патрулировали небо.

Пару дней назад врач и фельдшер 3521-го сп¹⁴ поплатились жизнью за излишнее любопытство к трофейным машинам — оказалась минированной.

6.02.42. С. Синицино

Сейчас пришел из операционной. Один час ночи. Только что обработал раненого, имевшего слепое ранение в обл. правой лопатки, слепое ранение в обл. внутренней поверхности правого бедра, правой ягодицы, травматическую ампутацию V пальца правой стопы и несколько касательных ранений в др. области тела. Человек будет жить.

Последние два дня пришлось наблюдать картины пироговских времен¹⁵. В с. Синицино¹⁶ стоял 348-й МСБ¹⁷. Заходишь в дом (село сохранилось полностью), в нос бьет запах гнилого мяса, падали. На полу, на промоченной испражнениями и выделениями соломе, вповалку лежат люди-герои: без ног, без рук, с пробитыми черепами, животами, раздавленными грудными клетками и т. д. Слышатся стоны, просьбы подать пить, но стонов и просьб мало, больше немых просящих глаз, устремленных на тебя. Повязки промокли, раны гноеточат и кровоточат.

Дико, но это факт: нервы притуплены, и даже такая неприглядная картина мало тревожит нервы. К ней относишься как к нетерпимому факту, но не больше.

8.02.42

На столе лежит бледный человек и глубоко спит. Ноги его закрыты одеялом, правая рука вытянута. Левая — точнее, плечо и часть предплечья — в виде окровавленного куска лежит на груди. Лицо все испещрено мелкими черными точками. На глазах повязка. Это сержант. В операционной тепло, и он спит. Сон поборол боль, психическую травму, все: он не спал трое суток. Снимаю повязку с глаз. Бужу сержанта. Раздвигаю опухшие веки. Спрашиваю: «Видишь?» Отвечает: «Да», — и делает попытку встать. «Куда?» — «Плясать! Я вижу». Падает на руки санитара и опять засыпает. Радуешься вместе с ним.

Сегодня весь день слышится далекая канонада. Наши бьют по Погорелому¹⁸. Поступают раненые. Ожидаем 200.

Вчера отправили б[ольн]ого с сыпным тифом. Местное население завшивлено на 100 %.

Майор Филиппов убит¹⁹. Третья пуля доконала. Жаль — хороший был к[оманд]ир и человек. Помню последнюю встречу с ним в д. Лукьяново²⁰, когда я сдавал полк. Счет с 12.12.41 по 8.02.42. таков:

Комиссар Казаков²¹

Майор Филиппов

Капитан Закурдаев²² (ранен).

Вот сволочи, что делают!

Погорелое будет стоить много, но все равно будет наше.

10.02.42

Сегодняшний день прошел как обычно. Весь день занимались перевязкой легкораненых. Перевязали около 60 чел. Комбат доволен моими успехами по шинизации и хирургии, но хочет выдвинуть меня на начсандива (начальник санитарной службы дивизии. — Публ.) Это уже плохо.

Хочу вспомнить мое пребывание 27–28–29 декабря [1941 года] в Звягино²³ вместе с санротой 1257. Заняли амбар, заполненный льном и стоящий на виду от Калицино²⁴, а там немец. Неудачные попытки взять Калицино и Дьяково²⁵ дали нам за 1 ½ суток свыше 450 раненых. Их размещали в амбаре на слой льна. МСБ²⁶ был в Шестаково²⁷, машин не давал.

Разгрузили взвод БП²⁸, взвод ПХЗ²⁹ и др. В ночь на 28 направил до 70 подвод с ранеными, а мороз 40^о. Здесь, под Дьяково, приняли комбата I — кап. Смехова³⁰, комбата III — ст. лейт. Логачева³¹, комбата II — Виноградова³². Смехов, когда его еще везли по Звягино, то он кричал мне: «Доктор, ранило, еду к тебе, готовь водки». Герой мужик: бесстрашен в бою, ни единого стона на перевязке. Только одна просьба: «Найди в сумке фото семьи и положь в карман гимнастерки». Отправил его вместе с лейт. Щетининым³³ — ранен в живот, его слова: «Рожков, я слабею, не знаю как доеду», — говорит жалобно, а на глазах слезы. Ему 21 год. Говорят, выжил. Рад за него.

27–28–29.12.41 немец вел ураганный огонь «по площади» на Звягино. Над амбаром то и дело раздавался свист. Бил снарядами, реже — минами. Сидишь в амбаре и невольно прислушиваешься к свисту снарядов. Вот засвистел, свист из высокого переходит в более низкий и совсем прекращается; малая пауза, затем разрыв — и амбар, стоящий в 10 м от нашего, расколот на 2 части. Раненые со стонами, а иные молча, ползут по амбару, ругаются, просят скорее отправить в тыл, ходячие выскакивают из амбара. Так под угрозой — а она была реальна — убило 2-х и ранило 3-х лошадей — прожили трое суток. 30.12.41. решил уйти в Хилово³⁴, и только вывел роту, как от амбара снарядом откололо угол. Счастливо унесли ноги.

Сегодня перевязывал парня лет 19 (1923 год). Совсем пацан. Повязка присохла, оторвал, он вскрикнул и заплакал так, как плачут только дети — горько-горько. Оказывается, он из Москвы, на фронте уже 6 месяцев, где родня не знает. Трудно поверить, что этот мальчишка уничтожил до десятка немцев броском гранаты в занимаемый ими дом.

15.02.42. Д. Синицино

Ночь. Поступают раненые. Идет жестокий бой за с. Рождество³⁵. Наша артиллерия бьет очень точно.

В Старице³⁶ был случай: немцы сбросили с самолета бочку из‑под горючего. Она летела, ужасно воя. Все разбежались. Бочка упала. Толпа народа собралась вокруг нее. Тогда самолет-стервятник обстрелял толпу из пулемета. Были жертвы. Теперь немцы за неимением бомб сбрасывают с самолетов мины.

Недавно, попав в окружение, погиб комиссар 1257-го [стрелкового полка] Морозов³⁷ — хороший был человек.

От нашей дивизии осталось мало. Недавно был Чистов³⁸. Простой в жизни человек, но чувствуется воля и продуманность действий.

17.02.42. 300

Только вернулся из операционной. На столе оставил Богданова Эммануила, сына врача из г. Ворошилова³⁹. Его черные, подернутые влагой смерти глаза стоят передо мной. Ему не хочется умирать в 21 год. Но что сделаешь? Пульс плох, эвентрация⁴⁰, бедро разбито, предплечье тоже. Перелил кровь, ввел глюкозу, морфий. Состояние прогрессивно ухудшается. Просит пить. Он сам понимает, что конец. Он говорит: «Доктор, ведь я окончил консерваторию по классу скрипки, и вот теперь…» Он не плачет, только говорит, страшась докончить свои фразы.

Я думаю о его матери, отце.

Знают ли они, что с их сыном?

И невольно вспоминаю своих.

Раненые поступают непрерывным потоком.

Интересно, что во фронтовых операционных стонут меньше, чем в гражданских.

Недавно был интересный случай: один пулеметчик одной пулей поразил 4 немцев подобно Мюнхенгаузену (так. — Публ.)⁴¹, но факт.

Вчера особенно отличилась артиллерия. Целые дома взлетали на воздух под ее ударами. Взяли 5 дзотов. От дивизии осталось несколько десятков.

25.02.42. Д. Синицино

Взять Погорелое не удалось. Пришло пополнение — молодняк 23–24 года рождения.

Дивизию вывели в резерв. Раненых нет. Идут большие неприятности со следователем: ищет причину газовой инфекции. В чем она, сказать трудно, думаю, что несвоевременность обработки здесь имеет второстепенную роль.

Меня хотят назначить начсандивом. Лезу в гору! Но мне этого не хочется, т. к. сорвусь, а потом не хочу отставать от хирургии.

Особенного ничего нет. От фронта далеко, и все стало серее, будничнее, и как-то не чувствуется войны.

Сегодня схлестнулся с начсандивом. Другой бы арестовал суток на 5, а этот (Белицкий⁴²)… Даже угостил хорошей папиросой.

Писать нечего. Хочу спать. На улице бушует метель, мы опять отрезаны от ПМП⁴³ и ПГ⁴⁴.

Совсем забыл: Богданов⁴⁵ жив и будет жить. Вчера делал ему перевязку. Все благодарит и словами, и своими бараньими глазами. Повезло человеку! …