А. О. Орловский. Денис Васильевич Давыдов. 1814 год
О поэте, герое Отечественной войны 1812 года Денисе Васильевиче Давыдове (1784–1839).
Денис Давыдов родился в семье бригадира Василия Денисовича Давыдова в старинном особняке на Пречистенке и был крещен в московской церкви Неопалимой Купины близ Девичьего поля. С семилетнего возраста «жил под солдатской палаткой» в Полтавской губернии, где его отец командовал кавалерийским полком. В духе времени мальчика «учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке»1.
После восшествия на престол Павла I (1796) Давыдова-старшего отстранили от командования, насчитали ему «за оказавшиеся при реформировании Полтавского полка в недостатке и с повреждением вещи» около 100 тысяч рублей штрафа и определили отдать под суд2. Выявились также немалые частные долги, преимущественно карточные. Пришлось заложить поместья в Московской и Орловской губерниях, но полностью расплатиться все равно не удалось. Вместо проданных имений отставной бригадир приобрел в 1799 году у помещика Савелова село Бородино за 120 верст от Москвы. В Ливенском уезде Орловской губернии за ним осталась деревня Денисовка, с которой он не хотел расстаться, поскольку там прошло его детство. Положение семьи, в которой следом за Денисом подрастали еще двое сыновей и дочь, оказалось незавидным.
Среди московских знакомых Василия Денисовича выделялся образованностью Иван Петрович Тургенев. С его старшими сыновьями, воспитанниками университетского благородного пансиона Андреем и Александром, Денис близко сошелся. Андрей Тургенев сочинял стихи и делал переводы, был знаком с литераторами А. Ф. Воейковым, А. Ф. Мерзляковым, В. А. Жуковским. Именно он пригласил Дениса на заседания «Дружеского литературного кружка». «Новые товарищи дали <…> почитать бывший тогда в большом ходу сборник, издаваемый Н. М. Карамзиным, “Аониды, или Собрание разных новых стихотворений”», — вспоминал позже Денис Васильевич. Знакомые имена, встреченные в сборнике, побудили юношу испробовать свои силы в сочинительстве. Первые опыты не радовали: «Мысли не укладывались в должной последовательности, не давалась и рифма»3.
В начале 1801 года Денис отправился в Петербург и был зачислен эстандарт-юнкером в Кавалергардский полк. На следующий год его произвели в корнеты — первый офицерский чин. Товарищи Дениса, принадлежавшие большей частью к знатным богатым фамилиям, жили беспечно и разгульно. Чтобы не уронить собственное достоинство, он исправно служил, дорожил честью полка, не брал денег в долг, сторонился завзятых картежников. На пирушках бравировал независимостью суждений и удивлял занимательными историями.
После скоропостижной смерти родителя Денис остался старшим в семье. За помощью в окончательном погашении долгов можно было бы обратиться к обеспеченным родственникам, но гордость не позволила. На семейном совете решили, что братья тоже поступят на военную службу, и все вместе Давыдовы попробуют долги постепенно выплатить. Подмосковное же Бородино пойдет за сестрицей в качестве приданого.
В сентябре 1804 года за сочинение «возмутительных стихов» Д. В. Давыдова исключили из гвардии и перевели в Белорусский гусарский полк. Покидая столицу, он сжег все черновики и дал себе слово подобного никогда не писать. Во время службы сочинял разудалые «залетные послания» и «зачашные песни», которые как не подлежащие печати всеми переписывались и заучивались наизусть.
Летом 1806 года ему удалось восстановиться в гвардии и переехать в Павловск, где квартировал лейб-гвардии гусарский полк. «Мне тогда было двадцать два года, я кипел честолюбием, уставал от бездействия, чах от избытка жизни. Оставив гвардию, не слыхавшую еще боевого выстрела, я провел два года в полку, который не был в деле, и поступил обратно в ту же гвардию, пришедшую из-под Аустерлица. От меня еще пахло молоком, от нее несло порохом!»4
При содействии высокопоставленных знакомых штаб-ротмистр Давыдов получил назначение адъютантом к князю П. И. Багратиону, командовавшему авангардом действующей армии в Пруссии, где «в воздаяние отличной храбрости и мужества», оказанных в сражениях, удостоился двух орденов и золотой сабли с надписью «За храбрость»5.
После заключения мирного договора (1807) Д. В. Давыдов испросил отпуск и прибыл в Москву. Постаревшая матушка и прочие домашние окружили его заботой и вниманием. Гвардии штаб-ротмистр с крестами на красном ментике блистал остроумием на обедах и балах. Московские барыни, имевшие дочерей на выданье, не спускали глаз с молодого офицера, но быстро разочаровались, наведя справки. Оказалось, что блестящий кавалер за беспутное поведение был выслан из Петербурга, стихи неприличные пишет, да и гол как сокол. Денис же считал, что семья боевому офицеру будет в тягость.
В Москве тогда находился В. А. Жуковский, у которого Давыдов познакомился с модным тогда поэтом В. Л. Пушкиным — автором переводов, эпиграмм и мадригалов. Василий Львович ввел Дениса в литературные кружки, представил Н. М. Карамзину и его шурину Петру Андреевичу Вяземскому. Вскоре стихотворение Д. В. Давыдова «Договоры» опубликовал «Вестник Европы».
Около пяти лет он служил адъютантом у П. И. Багратиона, проявил отвагу и решительность в кампаниях против французов в Пруссии, шведов в Финляндии и турок на Дунае. К 1812 году стало ясно, что России не избежать новой войны с Францией; Денис Васильевич испросил позволения вступить в ряды Ахтырского гусарского полка и «предстоящую кампанию служить во фронте».
Когда войска Наполеона перешли Неман, подполковник Давыдов с ахтырскими гусарами почти без отдыха участвовал в кавалерийских сражениях и арьергардных боях. После отступления от Смоленска направил письмо князю Багратиону, командующему 2-й армией, с просьбой выделить ему партию казаков для партизанской борьбы с противником южнее большой дороги на Москву.
9 августа русские войска вышли к селу Бородино Можайского уезда, здесь главнокомандующий М. И. Кутузов готовился дать решающую битву. «Над домом отеческим носился дым биваков, ряды штыков сверкали среди жатвы, покрывавшей поля, и войска толпились на родимых холмах и долинах, — вспоминал Денис Васильевич. — На пригорке, где некогда я резвился и мечтал, где я с алчностью читывал известия о завоевании Италии Суворовым, о перекатах грома русского оружия на границах Франции, — там закладывали редут Раевского. Красивый лесок перед пригорком обращался в засеку и кипел егерями, как некогда стаей гончих собак, с которыми я носился по мхам и болотам. <…> Слезы воспоминания брызнули из глаз моих, но скоро их осушила мысль, что я и оба брата мои были вкладчиками крови и имущества в сию священную лотерею»6.
Вечером Багратион вызвал Давыдова и объявил о согласии главнокомандующего послать для пробы отряд в тыл французской армии, однако, не полностью уверенный в успехе, назначил под команду подполковника только 50 гусар и 80 казаков.
Первым пристанищем для отряда Денис Васильевич избрал село Скугорево Медынского уезда, стоявшее на возвышенности в окружении обширного леса. На дело отправлялись за два-три часа до рассвета, чтобы застать противника врасплох. В формулярном списке Д. В. Давыдова сказано: «Со 2-го сентября по 18 октября командовал партией наездников в окрестностях Вязьмы, Дорогобужа и Гжатска; в течение сего времени взял в плен 3560 нижних чинов, 43 штаб и обер-офицеров и много транспортов, снарядов и продовольствия, за что награжден чином полковника»7.
Печальные известия об оставлении Москвы и смертельном ранении под Бородином князя Багратиона усилили активность Давыдова. М. И. Кутузов, осведомленный об его успехах, приказал сформировать другие армейские партизанские отряды, предписав наносить как можно больше вреда неприятелю. С каждым днем действия этих отрядов становились все опаснее для армии Наполеона, которая оказалась в полусгоревшей и обезлюдевшей Москве словно в западне. Оккупанты нуждались в боеприпасах, продовольствии и фураже, но доставлявшие их обозы часто оказывались в руках партизан. Диверсионные группы устраивали в городе ночные засады, поджигали склады, уничтожали офицеров.
7 октября Наполеон выехал из Кремля, а в последующие три дня покинули Москву его войска. Давыдов, следуя за вражескими колоннами, наносил сокрушительные удары под Ляховым и Смоленском, под Красным и Копысью. В декабре он занял город Гродно на Немане, освободил находящихся в плену 14 наших офицеров и 467 рядовых. В заграничном походе, командуя Ахтырским гусарским полком, успешно сражался с французами и их союзниками под Дрезденом и Лейпцигом, дошел до Парижа и был представлен к чину генерал-майора. «Приняв в уважение» мужество и храбрость Дениса Васильевича, проявленные в делах с неприятелем, Александр I распорядился освободить его как наследника покойного отца «от взноса определенной к взысканию в казну суммы»8.
В мае 1814 года, получив шестимесячный отпуск, Д. В. Давыдов выехал в родную Москву. Отчий дом стоял полуразрушенным, бородинское имение подверглось разгрому. Приводить дела в порядок было некому: мать скончалась полтора года назад, братья находились на службе. Все заботы легли на сестру Сашеньку, но что она могла сделать?
В августе после отставки графа Ф. В. Ростопчина московским военным генерал-губернатором назначили героя минувшей войны генерала от кавалерии Александра Петровича Тормасова, который по вступлении в должность представил доклад «относительно устроения Москвы и вспоможения на обстройку потерпевшим от разорения и пожара жителям оной». Выделенные на восстановление города 5 миллионов рублей решили использовать в первую очередь для воссоздания сгоревших каменных домов, находящихся «на примечательных и видных местах, дабы оные дома не делали городу безобразия»9. Плотники и каменщики работали круглый день и даже ночью при свете костров. Император распорядился в помощь подрядчикам посылать солдат пехотных полков и саперных рот московского гарнизона. Уже к концу 1814 года удалось полностью восстановить или вновь возвести 165 казенных и общественных зданий, а также 7954 обывательских дома (90 % допожарной московской застройки). Москва на глазах оправлялась от постигшего ее разорения, становясь при этом краше прежнего.
После изгнания Наполеона партизанские подвиги Д. В. Давыдова получили широкую известность. Сам В. А. Жуковский увековечил его имя в стихотворении «Певец во стане русских воинов». Денис Васильевич возобновил приятельские отношения с князем П. А. Вяземским, который с началом войны вступил в ополчение. В литературных кругах Петр Андреевич уже пользовался авторитетом как поэт, драматург и автор критических статей. Его сближению с Давыдовым способствовали не только общие литературные интересы. Вяземский приходился свояком Б. А. Четвертинскому — бывшему однополчанину и близкому другу Давыдова. Вчетвером, включая общего приятеля графа Ф. И. Толстого («Американца») — игрока и дуэлянта, они проводили много времени вместе, не чуждаясь никаких светских развлечений. В стихах, обращенных к «другу-повесе» Толстому (1815), Давыдов описал веселые досуги в кругу «отличных сорванцов», не обходившиеся без «ветрениц известных» и «сребристых струй» шампанского10.
Поэтическому вдохновению Д. В. Давыдова способствовали нежные чувства, захватившие боевого генерала. Он с компанией часто бывал в подмосковном селе Кунцево, где жил директор Императорских театров А. А. Майков. На тамошних спектаклях блистали лучшие певцы и танцовщицы, среди которых выделялась Саша Иванова — воспитанница Московского театрального училища. Денис Васильевич «славил свою милую» в пламенных элегиях, вызывавших восторги друзей.
Между тем Москву потрясло известие, что сосланный на остров Эльба Наполеон высадился с небольшим отрядом на побережье и двигается к Парижу. Д. В. Давыдов решил без промедления ехать в свой Ахтырский полк, который находился на марше за границей. Путь лежал через Варшаву, где все проезжие офицеры обязаны были визировать свои документы и где Давыдова задержали без видимой причины. Он обратился с письмом к старому другу А. А. Закревскому, только что назначенному дежурным генералом Главного штаба: «Прошу тебя войти в мое положение и употребить все старания вытащить меня отсюда. Просто последние деньги проживаю в Варшаве, когда могу командовать полком в передовом корпусе»11.
Пока Денис Васильевич прозябал в польской столице, произошло сражение под бельгийской деревней Ватерлоо, где англо-прусские войска нанесли французам решающее поражение. Российская армия, не успевшая схватиться с неприятелем, вошла в Париж вместе с союзниками.
Мысли Давыдова устремлялись в Москву, где осталась пленившая его Александра Иванова. «Что делает божество мое? Все ли она так хороша? — спрашивал он князя Вяземского. — Богом тебе клянусь, что по сию пору влюблен в нее, как дурак. Сколько здесь красивых женщин; ей-ей, ни одна сравниться не может»12. Петр Андреевич посоветовал о «божестве» более не думать, поскольку Иванова выходит замуж за балетмейстера Адама Глушковского. По сему поводу М. А. Дмитриев, племянник маститого баснописца, заметил: «Кажется, в 1814-м <…> в доме графа Румянцева увидел я в первый раз славного партизана и стихотворца Дениса Васильевича Давыдова. Не буду говорить о нем как о партизане: это не мое дело. Но он явился в Москву уже известен своими стихами, особенно двумя ухарскими посланиями к гусарскому же офицеру Бурцеву. <…> В то время Мерзляков издал в Москве ежемесячный журнал или сборник “Амфион”, в котором помещал стихи и князь Вяземский; там же были напечатаны некоторые элегии Давыдова, и оригинальные, и подражания Парни. Все эти пламенные излияния сердца относились к нечувствительной красавице, к танцовщице Ивановой, которая после вышла замуж за балетмейстера Глушковского. Она была девица высокого роста и была особенно величественна и грациозна в русской пляске. В нее-то был страстно влюблен Давыдов. Но сам, кроме острого ума и военной славы, не имел ничего для победы; его faits et gestes (дела и подвиги. — Ю. К.) могли бы победить сердце дамы в века рыцарства, а не в прозаическое время, и не сердце танцовщицы. Давыдов же был ужасно дурен собою: вместо носа у него была какая-то пуговка; голос имел писклявый; черные густые волосы и на лбу серебряный клок волос»13.
Раздосадованный Давыдов удалился в Познань, где жил уединенно, описывая события 1812–1814 годов, коих являлся свидетелем и участником. К сентябрю он «уже кончил первую часть, т. е. до занятия Москвы»14; тогда же задумал, но не завершил автобиографическую поэму о той войне, отрывок из которой известен под названием «Партизан». Вот наиболее характерные строки:
Сын белокаменной Москвы,
Но рано брошенный в тревоги,
Он жаждет сечи и молвы,
А там что будет — вольны боги!15
В конце концов Д. В. Давыдов оказался в Москве. В очередном послании к А. А. Закревскому от 13 октября 1815 года он писал — уже отнюдь не в затворническом стиле: «Желал бы повидаться с тобой и с Сипягиным и Желтухиным, но бог знает, случится ли это! Между тем пожалуйста от меня им кланяйся — звать бы вас сюда на зиму жениться, да что-то невест мало! Я и сам за замужней пустился от нечего делать волочиться»16.
Вскоре Денис Васильевич получил приказ «состоять при начальнике 1-й драгунской дивизии», вместе с которой выступил к Бресту. Оттуда поехал в Киев, где познакомился с генеральской дочерью Лизой Злотницкой. Юная и своенравная полька к прославленному герою и сочинителю отнеслась благосклонно, дело шло к свадьбе. Однако для приличного содержания семьи требовались средства, а их не было. Давыдов выхлопотал себе за военные заслуги в распоряжение на 12 лет без права продажи три селения в Подольской губернии и отправился в столицу, дабы поскорей оформить приобретение. Побывал на приеме у императора, повидался с друзьями‑приятелями, посетил заседание литературного общества «Арзамас», куда его приняли заочно. По возвращении в Киев узнал, что, пока длились хлопоты об аренде, Злотницкая увлеклась князем П. А. Голицыным. Денис Васильевич решил сначала вызвать соперника на дуэль, однако, несколько остыв, от подобных мыслей отказался: в положении отвергнутого жениха, пожалуй, не следовало возбуждать лишних пересудов. В письме к князю П. А. Вяземскому в Москву он сообщал: «Я получил чрез Толстова Диплом от общества любителей Российской словесности, а от тебя ни слова! Или ты ленишься, или ты сердишься. <…> Посылаю тебе 6-ю элегию — некоторые места мне самому не нравятся, я их подчеркнул карандашом и прошу поправить, да непременно поправить, иначе я точно рассержусь. Что тебе про себя сказать? Я чуть не женился — бог спас! И я теперь счастливее, нежели когда-нибудь был»17.
Общество любителей российской словесности, учрежденное при Московском университете, в мае 1816 года единогласно избрало Дениса Васильевича действительным членом за «отличное усердие <…> к усовершенствованию Российского языка и труды, поднятые им для пользы отечественной Словесности»18.
Будучи переведен в 1817 году из драгунской в гусарскую дивизию, стоявшую между Вильно и Гродно, Д. В. Давыдов за делами службы «не забывал о музе». Широкую известность снискала его «Песня старого гусара», опубликованная в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения». О своем житье-бытье он писал князю П. А. Вяземскому: «В сентябре месяце буду проситься для излечения болезни к водам <…> Кавказа. Ворочусь как можно скорее в Москву к друзьям моим, между которыми ты, конечно, из первых мест занимаешь. К тому же надо жениться, нечем жить! Пока был полковником, то кой-как переворачивался, а генералом плохо приходится. <…> Напомни княгине, что она хотела меня сватать за Ш… Шутки в сторону, я от этого не прочь — постарайтесь — я вам поклонюсь, но только чтоб верный доход был»19.
В феврале 1818 года Д. В. Давыдова назначили начальником штаба 7-го пехотного корпуса, стоявшего под Киевом. П. А. Вяземский к тому времени служил в Варшаве чиновником канцелярии представителя императора при правительстве Царства Польского. 2 июня Денис Васильевич, поздравляя чету Вяземских с рождением сына, просил князя присылать ему «новых книг побольше» и, завершая письмо, сообщал, что его сестра вышла замуж за полковника Дмитрия Никитича Бегичева, «прежнего моего однополчанина и очень хорошего человека»20.
Связал себя брачными узами и А. А. Закревский — «старинный и истинный друг» Давыдова, который 29 июня 1818 года писал Арсению Андреевичу в Петербург: «Поздравляю тебя с невестой (а может быть, теперь уже и с супругой). Напрасно ты думаешь, что я смеялся, когда узнал, что Закревский женится. Ты в таких почтенных летах, что пора за ум взяться. Это мне только предоставлено кончить жить как кочующие предки мои, без кола и двора. Истинно! Я решился век не жениться, уместится ли жена на вьюк?»21 С красивой и богатой избранницей Закревского — Аграфеной Федоровной Толстой, дочерью коллекционера и библиофила графа Ф. А. Толстого — Давыдов был знаком по московскому обществу.
В ноябре 1818 года Денис Васильевич получил на два месяца отпуск и приехал в Первопрестольную. Среди москвичей, связанных давней дружбой с Бегичевыми, было семейство покойного генерала Николая Александровича Чиркова. Его вдова Елизавета Петровна проживала в собственном доме на Арбате с младшей дочерью Соней. Зять Давыдова, знавший Соню с малых лет, и сестра Александра, успевшая подружиться с ней, все чаще поговаривали, что для боевого генерала лучшей жены не найти: и скромница, и хозяйка хорошая, и не бесприданница. Предложение было сделано через Д. Н. Бегичева; мать поблагодарила и обещала подумать. Однако ответ задерживался, и вскоре выяснилось, что удалые поэтические замашки гусара, певца вина и женщин, вызывали у Елизаветы Петровны большие опасения. Она запретила дочери и думать о нем, никаких доводов брать в толк не желала. Денис Васильевич расстроился и на другой день отправился в Петербург, где посетил по делам службы Военное министерство, побывал вместе с В. А. Жуковским в гостях у А. И. Тургенева, познакомился с А. С. Пушкиным. Соне Денис Васильевич нравился, но девушка не решилась бы выйти замуж без материнского благословения. Делу помог находившийся проездом в Москве князь А. Г. Щербатов — друг покойного Н. А. Чиркова, пользовавшийся уважением и доверием Елизаветы Петровны. За обедом он узнал, что за Соню сватается Давыдов, служивший под его началом в Заграничном походе. Князь постарался развеять сомнения матери, заметив: «Давыдов, когда его хорошо узнаешь, только хвастун своих пороков»22.
В начале 1819 года поэт возвратился в Москву и услышал приятную новость: Елизавета Петровна согласна выдать за него дочь. При встрече она сообщила, что в качестве приданого молодожены получат имение Верхняя Маза в Сызранском уезде Симбирской губернии и винокуренный завод под Бузулуком. У будущего зятя будущая теща тяги к хозяйственным делам не заметила и потому решила: пусть до времени практичная Соня сама своим приданым владеет; если приумножить не сможет, то по крайней мере от разорения сбережет.
3 февраля Д. В. Давыдов в письме к А. А. Закревскому шутливо сетовал: «Проклятые люди, они меня соблазнили, и я вступил в вашу шайку и вчера сговорил. Невесту мою, верно, твоя Аграфена Федоровна знает; я прошу не отказать ей в дружбе своей и душевно желаю, чтобы жена моя была с твоей, как я с тобой, друг любезный! <…> Видеть себя женихом еще не могу привыкнуть! Неужто вы вот так были смешны!»23
В апреле, на Красную горку, в одном из московских храмов был «первым браком повенчан» генерал‑майор Денис Васильевич Давыдов с девицей Софьей Николаевной Чирковой. «Любезный друг Арсений Андреевич, — извещал новобрачный все того же Закревского, — уведомляю тебя, что 13-го вечером я принял звание мужа, которое поддержал со всею твердостью истинного христианина. Пожелай мне счастья от твоего сердца, скажи от сердца доброго и благодарного, и я буду счастлив!»24
В мае 1819 года супруги отправились в Кременчуг к новому месту службы Д. В. Давыдова, назначенного начальником штаба 3-го пехотного корпуса. 5 августа Денис Васильевич признавался П. А. Вяземскому: «Что тебе сказать про себя? Я счастлив! Люблю жену всякий день более и более, продолжаю служить и буду служить век, несмотря на привязанность к жене милой и доброй, зарыт в бумагах и книгах, пишу; но стихи оставил! Нет поэзии в безмятежной и блаженной жизни! Надо, чтобы что-нибудь ворочало душу и давило воображение»25.
Если поэзии в жизни Давыдова места не находилось, то свободного от службы времени хватало. Он выписал на тысячу рублей книг и завершил «Опыт о партизанах», над которым работал в 1816–1818 годах, после чего послал рукопись на суд близким людям. На обложке одного из рукописных экземпляров сохранилась сделанный им постскриптум: «Поправь эту тетрадь по той, которая поправлена Жуковским красными чернилами, и отдай последнюю мне, а эту оставь у себя — если тебе все равно»26.
Штабная работа не удовлетворяла умственные и духовные интересы Давыдова. 22 декабря 1819 года с удовольствием, словно вырвавшийся на волю узник, он отправился на два месяца в отпуск. «Что делает Денис в когтях у Гименея? — вопрошал его старый знакомый М. Ф. Орлов в послании к одному из друзей. — Еще не кряхтит, а нежится. Ему кажется странным быть счастливым. Он греется под подолом. Ничего не пишет, живет в Москве и ожидает наследника или наследницу»27.
Супруга советовала выйти в отставку, благо у них имелись имения и средства, но Давыдов опасался семейных будней и противился. По совету А. А. Закревского в марте 1820 года он испросил увольнение «в отпуск за границу до излечения болезни» с назначением «состоять по кавалерии»28, однако вместо этого поспешил вместе с женой в Верхнюю Мазу. Поездку посоветовали врачи, чтобы Софья Николаевна как следует оправилась после тяжелых родов и смерти преждевременно появившейся на свет девочки. Денис Васильевич планировал поохотиться в степной глуши, поработать над военно-историческими сочинениями.
Первым таким сочинением стали «Выписки из дневника 1812 года», опубликованные в «Отечественных записках» (1820). Затем, получив от приятелей замечания к «Опыту о партизанах», Д. В. Давыдов «совершенно перекроил» его. В ноябре 1821 года сей труд под названием «Опыт теории партизанского действия» увидел свет в типографии С. И. Селивановского. Несколько экземпляров автор вновь послал на просмотр боевым товарищам, а 5 июня цензура дозволила второе, исправленное издание.
Верхняя Маза посреди неоглядной степи Денису Васильевичу поначалу не понравилась; вскоре он купил село Приютово в 70 верстах от Москвы «в местах прелестных, с домом, садом и со всеми принадлежностями» и в июне 1821 года сообщил друзьям: «Встаю рано, пишу, роюсь в огороде, скачу по полям за зайцами, покоен и счастлив, более нежели ожидал когда-нибудь быть столько счастливым!»29
Через год-другой, когда у Давыдова родилась дочь, он решил перебраться поближе к Первопрестольной, в село Мышецкое, приобретенное в 1822 году. «Я три месяца тому назад продал деревню, которая была в 70 верстах от Москвы, и купил подмосковную в 30 верстах, — писал он товарищу детства генералу П. Д. Киселеву. — Местоположение чудесное! Натуральное озеро версты в 3 длины и в полторы ширины, рощи одна возле другой, оранжереи и все принадлежности к жилью. Живу припеваючи. Звуки палок и барабанов не слышу, гусиным шагом ходят у меня одни гуси, езжу на охоту, читаю, пишу, целуюсь с женою и нянчу ребенка, гляжу, как пашут, сеют, жнут, косят, и совершенно доволен моей судьбой»30.
Тем не менее вынужденное бездействие его тяготило. Давыдов обратился к наместнику Кавказа А. П. Ермолову с просьбой о переводе на Кавказскую пограничную линию. Алексей Петрович, приходившийся поэту двоюродным братом, начал хлопотать, однако старания успехом не увенчались. Самолюбие боевого генерала было задето, и он решил оставить карьеру. В ноябре 1823 года состоялся высочайший приказ, которым Д. В. Давыдов «за болезнью» увольнялся от службы «с мундиром».
Выйдя в отставку, Денис Васильевич приобрел в Москве в Знаменском переулке большой каменный дом с садом. «Покупка этого дома обнаруживает вполне военную беззаботность и доверчивый характер моего отца, — отмечал впоследствии старший сын Д. В. Давыдова. — При осмотре его продавец тщательно старался не допустить его в одну комнату, ее потолок грозил ежеминутным падением. Отец мой поддался на означенную тактику продавца и не полюбопытствовал даже войти в нее. Несмотря на советы моей матери, совершил купчую и, весьма довольный, немедленно переехал в дом. Он сделал из этой комнаты свой кабинет и беспечно жил там, все ожидая, когда потолок упадет»31.
Пречистенский «дворец» Давыдовых оживляло щебетанье Сони-маленькой; девочка начинала ходить, и отец в ней души не чаял. А Соня-большая опять затяжелела и поздней осенью родила сына, нареченного Василием в честь покойного деда.
Денис Васильевич любил театр и старался не пропускать ни одной премьеры. 15 июля 1823 года он смотрел пьесу А. А. Шаховского «Ты и Вы. Вольтерово послание, или Шестьдесят лет антракта», где играл «первоклассный талант» И. И. Сосницкий, первым заговоривший со сцены «человеческим натуральным языком». Назавтра Давыдов направил ему записку: «Любезный Иван Иванович! За что такая немилость? Показались и исчезли! Заверните при свободном времени, дайте мне случай лично возблагодарить вас за удовольствие, которое вы мне доставили вчерашний день. Ваш талант таков, какого я нигде не видал, кроме Парижа, да и там вы были бы из первых актеров. Право, я от восторга вне себя. Покорнейший слуга Денис Давыдов»32.
К этому времени в России оживилось газетное и журнальное дело. Появилось много частных газет. К общественно-политическому журналу «Вестник Европы», основанному Н. М. Карамзиным, добавилось несколько литературно-художественных альманахов, в издании которых приняли участие молодые прозаики, поэты и критики, среди них А. А. Бестужев-Марлинский и К. Ф. Рылеев, чьими усилиями возник альманах «Полярная звезда». Первая книжка «для любительниц и любителей русской словесности» вышла в конце 1822 года, и в ней были опубликованы две элегии Д. В. Давыдова, а также отзыв на его произведения: «Амазонская муза Давыдова говорит откровенным наречием воинов, любит беседы вокруг пламени бивуака и с улыбкой рыщет по полю смерти. Слог партизана-поэта быстр, картинен, внезапен. Пламень любви рыцарской и прямодушная веселость попеременно оживляют оный. Иногда он бывает нерадив в отделке; но время ли наезднику заниматься убором?»33
В июле 1824 года поэту исполнилось сорок лет. Жена не препятствовала ему проводить время в дружеских компаниях, не докучала хозяйственными заботами; он мог без помех отдаваться литературным занятиям. Более всего его радовали дети. Однако осенью Соня заболела дифтеритом, и врачи оказались бессильны. Денис Васильевич писал П. Д. Киселеву, тоже потерявшему первенца: «Бог знает, на радость ли, на горе нам даются дети? Конечно, тяжело терять их, коих имеешь, но когда нет их, то желать их страшно, особенно тем, кои ничего не могут любить посредственно. Я после потери моей Сонечки окаменел сердцем. Люблю детей, но так слабо в сравнении с нею, что о такой любви и говорить нечего. Мраморный бюст ее мне милее их. Знаю, что с временем я буду их любить, но девственность сердца исчезла. Святилище его ни одному из детей моих навек недоступно»34.
Д. В. Давыдов любил захаживать в гости к своему зятю Дмитрию Никитичу Бегичеву, бывал и у его брата, отставного полковника. Особняк Степана Никитича на Мясницкой посещал бывший сослуживец братьев А. С. Грибоедов и другие литераторы. Эти встречи зимой 1823 года описала Е. П. Соковнина, племянница С. Н. Бегичева: «Почти ежедневными посетителями дяди были, между другими, князь В. Ф. Одоевский, очень еще тогда молодой, почти юноша, и товарищ его по изданию сборника “Мнемозина” Кюхельбекер, который давал мне уроки русского и немецкого языков. Часто оживлял общество весельчак А. Н. Верстовский, который тогда написал знаменитый свой романс “Черная шаль” и певал его с особенным выражением своим небольшим баритоном, аккомпанируемый Грибоедовым. Остроумный и словоохотливый Денис Васильевич Давыдов сыпал острыми шутками и рассказами о былом. Понятно, что такое приятное общество, и притом с приправой лучших вин и изысканного обеда, приманивало многих посетителей»35…
