Как-то раз Павлу Михайловичу Третьякову принесли картину «Торг. Сцена из крепостного быта. Из недавнего прошлого», обнаруженную
на чердаке одного московского дома. У автора, Николая Васильевича Неврева, ее купил некто Н. Карзинкин, который позднее, поддавшись модному веянию (дескать, бытовые картины уже не годятся для интерьеров, гостиные следует украшать портретами), забросил полотно подальше, так что оно даже прорвалось как раз на лице продаваемой крестьянки. П. М. Третьяков отдал холст на реставрацию. Между тем за эту картину в 1866 году Общество любителей художеств присудило ее создателю первую премию. Крепостничество было показано здесь настолько ярко, что «Торг» надолго затмил все другие произведения художника, что не позволяло современникам в полной мере оценить в Невреве ни таланта постановщика исторической сцены, ни мастерства портретиста.
К счастью, судьба тесно связала живописца с П. М. Третьяковым. Будучи почти ровесниками, они познакомились в начале 1860-х годов. «Должно быть, Третьякову особенно нравилось, что Неврев изображал близкий ему быт», — писал Н. А. Мудрогель, старейший хранитель Третьяковской галереи. А. П. Боткина, дочь Павла Михайловича, вспоминала, что Неврев стал «из москвичей самым близким человеком в семье. <…> Он бывал у Третьяковых и зимою и летом, в городе и на даче. Ездил с ними в поездки»2. После смерти П. М. Третьякова в 1898 году Совет галереи даже предложил Н. В. Невреву пост директора, но тот отказался, сославшись на преклонный возраст.
Николай Васильевич Неврев родился в Москве в купеческой семье и всю жизнь оставался москвичом. В РГАЛИ хранятся «Заметки московского коллекционера И. Е. Цветкова», сделанные им, вероятно, со слов самого художника: «Н. В. Неврев остался после смерти отца пяти лет. Его мать — неопытная молодая женщина. <…> Дед был человеком нетрезвым, скоро спустил большую часть состояния. <…> Неврева отдали в Моск[овское] мещ[анское] училище. Он был очень живой мальчик, плохо учился и был большой шалун. <…> Был уволен из училища. <…> Его тянуло к живописи. <…> Мать решилась отдать Неврева к художнику Степанову. <…> Вышла замуж за [него]. <…> 
[Мать] отдала его в Строгановское училище», которое он, впрочем, вынужден был оставить, не смирившись с незаслуженным, по его мнению, наказанием. Эта черта — крайняя обидчивость — очень ярко проявилась в его характере с самого раннего возраста. Дома матери Николая по бедности пришлось взять жильца. Им оказался «горемыка-актер Скотти, брат известного живописца Михаила Ивановича Скотти». Прошедший курс и в Академии художеств, он поднатаскал Николая в живописном ремесле, и тот стал помогать отчиму в завершении заказных портретов. Приходилось подрабатывать и черчением, и переписыванием бумаг, хотя мечта была одна — живопись.
Лишь в возрасте 21 года Н. В. Невреву удалось поступить в Училище живописи, ваяния и зодчества (незадолго до того открывшееся), где он стал любимейшим учеником вышеупомянутого М. И. Скотти. Однако позже Николай не поладил с пришедшим на смену Скотти портретистом С. К. Зарянко и вновь предпочел уйти, не окончив курса, — так же, как из Строгановского училища. Подобных случаев будет еще немало: Николай Васильевич, как уже сказано, отличался чрезвычайной обидчивостью и решительным неприятием власти над собой чужой воли. Шло это из нелегкого детства, заложником которого Неврев оставался всю свою жизнь. Одновременно (другая сторона той же «медали») ему были свойственны болезненная стеснительность и, как выражаются сегодня, заниженность самооценки. В письмах Неврева к В. М. Васнецову, с которым он особенно дружил, нередки строки, подобные этим: «Пришло в голову еще написать благоглупость ни для кого не нужную»4. На самом же деле его работы вовсе не являлись «благоглупостями» — они пользовались популярностью и у публики, и у собирателей, так что Неврев жил сравнительно со многими другими художниками неплохо — в квартире из трех комнат со старинной мебелью красного дерева. На Николу зимнего, когда он справлял именины, к нему с поздравлениями приезжали все видные московские коллекционеры — Солдатенков, Боткины, Третьяковы… В. С. Мамонтов удивлялся необычности облика Николая Васильевича, который «одевался в старинный боярский костюм и так принимал гостей»5. Возможно, в этой чудаковатости опять-таки проявлялась неуверенность в себе, неотступно следовавшая за Невревым из неустроенного печального детства.
Живя в Гончарах у Краснохолмского моста, он часто бывал у Третьяковых в Лаврушинском переулке, но и тут, в окружении славного семейства, то и дело находил поводы для обид. Как-то отправился с ними в Киев и Одессу. «По свойству своего характера он обиделся, что дамы не сразу впустили его в комнату, а заставили ждать в коридоре. Он вылез в окно и уехал обратно в Москву. Он обижался часто и неожиданно. Можно было долго не знать причину его обиды. Иногда он переставал приходить, сохраняя с отдельными членами семьи хорошие отношения»6.
А. П. Боткина, приводя в своей книге высказывания о Невреве из дневника матери, Веры Николаевны Третьяковой («Всегда носит в себе самобичевание и непризнание за собой сильного таланта, заставляющего преклоняться перед собой»), заключает: «Неврев был очень близкий, постоянный человек для Павла Михайловича и для всех нас, но «самобичевание» его, по-моему, была поза, прикрывающая его громадное самолюбие. Отсюда и его частая обидчивость»7.
Так или иначе, Николая Васильевича как художника привечали многие. Тем более, что он преуспел не только в создании портретов, но и в жанровой живописи. В 1860-х годах Неврев писал картины-новеллы (столь излюбленные художниками-москвичами, в особенности В. Е. Маковским и И. М. Прянишниковым). Точность характеристик персонажей и пристальное 
внимание к деталям сближали его творчество в этом жанре с работами раннего Федотова. По мнению знатоков, «он умел подметить наиболее характерное в быту, внешнем облике и укладе жизни»8 и одновременно был «беспощаден и язвителен в показе неустройства современной жизни, дикости нравов, проявлений жестокости и гнета»9 — в картинах «Просительница», «Воспитанница», «У постели больной», «Семейные расчеты», «Большой выигрыш», «Торг». Именно они стали наиболее весомым вкладом художника в отечественную живопись.
Постепенно, как это нередко бывает, период взлета миновал, имя Неврева стали забывать. Это еще больше обострило неуверенность художника в себе; им овладела апатия. И тут неожиданно Неврев получил заманчивое предложение. В связи с предстоящим открытием Исторического музея Московское общество любителей художеств объявило конкурс на картины из русской истории; известный археолог и ревнитель отечественной старины А. С. Уваров решил привлечь Николая Васильевича к участию. Тот с радостью согласился и написал картину «Галицкая Русь начала XIII века». Успех был огромный; последующие произведения Неврева в историческом жанре — «Патриарх Никон перед судом 1 декабря 1661 года», «Марина Мнишек в московской тюрьме», «Захар Ляпунов и Василий Шуйский» и другие — подобного успеха уже не имели.
Для получения полной версии статьи обратитесь в редакцию
