«Страсть к книгам и их приобретению вспыхнула неудержимо…»

А. М. Старицын и П. П. Шибанов (стоят 1-й и 3-й слева) в кругу старейших московских  букинистов. 1898 год

О московском библиофиле Дмитрии Васильевиче Ульянинском (1861–1918).

В истории русского библиофильства немало достойных имен — владельцев уникальных книжных собраний. Но среди них одно выделяется особо. Еще при жизни Дмитрия¹ Васильевича Ульянинского называли «поэтом книги», а его дом в старинном московском районе на Пречистенском (ныне Гоголевский) бульваре² — «дворцом книги»³. Этому незаурядному человеку посвящена обширная литература⁴. Однако большинство публикаций носят компилятивный характер и повторяют уже известные сюжеты. При этом биография Д. В. Ульянинского до сих пор не написана, и в ней еще немало «белых пятен». Некоторым из них уделим особое внимание в данной публикации.

О семье и первом читательском опыте

Происходил Дмитрий Васильевич из дворянской семьи. Основатель их рода — статский советник Д. Р. Ульянинский (1756–1824) — служил директором Московской Синодальной типографии, являлся кавалером ордена Святой Анны второй степени, прозванного в народе «Анной на шее»⁵. Один из его старших внуков — отец нашего героя В. А. Ульянинский (1834–1912), выпускник медицинского факультета Московского университета (1860), — стал известным тульским врачом⁶. Помимо многолетней практики, он преподавал в местной фельдшерской школе. Все это послужило основанием для специалистов назвать Ульянинского-старшего «подвижником земской медицины»⁷.

Любовь к книге и чтению проявилась у будущего библиофила рано. Впоследствии он тепло вспоминал о своих первых «читательских опытах»: «Я рос единственным ребенком в семье, и, как всегда в таких случаях бывает, действия взрослых возбуждали во мне сейчас же подражательность. Достаточно было мне, крохотному еще карапузику, видеть отца, сидящего на своем обычном месте на диване с газетой в руках и папиросой во рту, чтобы и я в свою очередь забирался с ножонками на диван, а там, свернув трубочкой бумажку, изображавшую папиросу, и вооружившись газетным листом, представлял с самой серьезной миной читальщика»⁸.

Выучившись читать «довольно поздно, лет около 7», мальчик настолько увлекся открывшимся миром, что все свободное время стал проводить за книгами. Вместо игрушек просил родителей покупать новых «друзей», с которыми «ежедневно здоровался и прощался, целуя их»⁹. С каким умилением спустя годы Дмитрий Васильевич вспоминал тот день, когда родные подарили ему, «9-летнему мальчугану», первый книжный шкаф. Собственноручно обклеив внутренность бумагой, он заполнил полки своими «книжными сокровищами». «И долго, долго после этого моим любимым занятием было, растворив настежь дверь моего книгохранилища, усесться пред ним за маленький столик и читать или что-нибудь рисовать. Занимаясь, я часто отрывался от своего дела и с блаженным удовольствием любовался рядами моих книжных друзей»¹⁰.

Отметим, что вырос Дмитрий — будущая «краса и гордость библиографической России»¹¹ — в любви и заботе. Его родители, по свидетельству родственника, были «исключительной парочкой»¹². «Всегда вместе, всегда наполненные одними только интересами друг к другу и к своему сыну, тогда уже жившему в столице, они казались мне той идеальной четой, которая описывалась лишь в старинных романах. Они, конечно, не были идеальными людьми, но, не в пример многим, прожили свой долгий супружеский век в любви и добром согласии»¹³.

Гимназические годы. Преподавание в Ясной Поляне

В июне 1872 года Дмитрий поступил в Тульскую мужскую гимназию, где прекрасно зарекомендовал себя, о чем свидетельствуют сохранившиеся «Ведомости об успехах, внимании, прилежании и поведении учеников» за 1873–1876 годы¹⁴. Например, в 1875–1876 годах знания гимназиста IV класса Ульянинского по Закону Божию, русскому, греческому, немецкому языкам, арифметике, геометрии, всеобщей истории и географии оценивались высшим баллом «5»¹⁵. Хуже давались алгебра, французский и латинский языки — по этим предметам средний годовой балл составил «4»¹⁶.

Примечательно, что в старших классах гимназии Д. В. Ульянинский заработал свои первые деньги, давая уроки сыну Л. Н. Толстого Сергею¹⁷. Для этого требовалось ездить в Ясную Поляну. «Осенью опять ученье и в свободное время — охота. По субботам и воскресеньям стали приезжать из Тулы и давать нам уроки другие два гимназиста — Д. В. Ульянинский, впоследствии известный библиофил, и Н. Е. Богоявленский», — вспоминал Сергей Львович¹⁸. Как показали наши исследования, речь шла о преподавании древних языков — латыни и греческого.

Документальных свидетельств о педагогическом опыте молодого Ульянинского практически не сохранилось, за исключением его недатированной «Пояснительной записки к письму Толстого», обнаруженной нами в Российском государственном архиве литературы и искусства. Приведем текст полностью: «Настоящее письмо гр. Л. Н. Толстого относится к 1879 г. и адресовано к Дим. Вас. Ульянинскому, бывшему тогда учеником 8-го класса Тульской классической гимназии и дававшему уроки древних языков старшему сыну Л. Н. Сергею Львовичу Толстому. Приписка в письме сделана граф. Соф. Андр. Толстой. Дим. Ульянинский»¹⁹.

До сих пор считалось, что библиофил продал письмо Льва Толстого к нему петербургскому букинисту Ф. Г. Шилову в 1915 году, дабы оплатить печать последнего, третьего тома каталога «Библиотека Д. В. Ульянинского» (М., 1912–1915)²⁰. Но в результате архивных разысканий выснилось: Ульянинский владел не одним, а как минимум несколькими письмами Толстого, по крайней мере, об этом писал сам Шилов. Дмитрий Васильевич не дорожил ими, поэтому неудивительно, что в конце концов он обменял эпистолы на книги у петербургского букиниста и издателя П. А. Картавова²¹ — именно от него позже письма и попали к Шилову²². Видимо, через магазин последнего прошло лишь одно из них²³. Судьба остальных неизвестна.

Примечательно и то, что большую часть полученных от Толстого денег Д. В. Ульянинский потратил на новые книги. Ко времени окончания учебы его библиотека насчитывала около 400 названий — сочинения А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, И. В. Гёте, У. Шекспира, Ф. Шиллера, В. Скотта и других авторов²⁴. Впоследствии большая часть этих книг вошла в отдел словесности «взрослой» библиотеки Ульянинского, о печальной судьбе которой расскажем позднее.

Уже тогда начинающего коллекционера отличали аккуратность, педантичность и влюбленность в свою библиотеку. Со временем эти качества стали «визитной карточкой» Ульянинского-библиофила: «Все мои книги были переплетены и записаны в особую тетрадь по отделам, в авторном (sic! — Л. Л.) порядке, причем я присвоил им известные номера, которые выставлял на ярлычках, наклеиваемых на корешки переплетов. <…> Это были мои первые опыты по части библиографии и библиотечного хозяйства». Спустя годы он отказался от идеи переплетать книги для своей библиотеки, что стало отличительной чертой его уникального собрания.

Университетские годы, служба и любовь к Москве

Окончив гимназию с золотой медалью²⁵, в 1881 году Д. В. Ульянинский покинул родной город и поступил на математическое отделение физико-математического факультета Московского университета. Среди профессоров, у которых он учился, были такие известные, как физик А. Г. Столетов, математик Н. В. Бугаев (отец поэта Андрея Белого) и многие другие. В найденной нами полной рукописи воспоминаний родственника библиофила Н. Ю. Ульянинского²⁶ отмечается: «По приезде в Москву Д. В. поселился в семье Плещеевых, приходившихся близкой родней его матери²⁷. Это была состоятельная дворянская семья, не лишенная некоторого аристократизма: ведь только в такую среду и могли поместить своего «Митиньку» осторожные и недоверчивые его родители, всегда боявшиеся дурного влияния на их сына»²⁸.

После переезда Ульянинский долго не вспоминал об оставленной в Туле библиотеке: отцовских денег едва хватало на жизнь и новые увлечения, в которые наш герой «с головой окунулся». В студенческие годы Дмитрий стал преданным поклонником Художественного и Малого театров, даже сам играл в любительских постановках²⁹. Завершив образование, в 1884 году он получил степень кандидата физико-математического отделения, но научной карьеры не сделал, о чем мечтали родители, зато ему «посчастливилось устроиться в Москве»³⁰, через год поступив на службу в Управление Московского удельного округа³¹, где Дмитрий Васильевич проработал вплоть до революции. «Учреждение это по легкости службы и по окладам содержания издавна было обетованной землей, куда многие молодые люди стремились поступить, но куда попадали только такие удачники, каким был Д. В.»³².

С первых же дней молодой человек хорошо себя зарекомендовал, его исполнительность и аккуратность заметило руководство, что предопределило успешное продвижение по карьерной лестнице³³. Начинал Д. В. Ульянинский с должности помощника делопроизводителя, спустя два года (1887) получил первое повышение (делопроизводитель)³⁴, с 25 августа 1906 года занимал пост правителя дел конторы³⁵, а в апреле 1914-го стал кандидатом на должность начальника Московского удельного округа — после того, как занимавший ее Н. Б. Шереметев (1863–1935)³⁶ решил покинуть службу и поступить в труппу Малого театра³⁷. Бывший начальник пытался сохранить это место для Ульянинского, но все усилия оказались тщетны. Современник оказался прав: «Шансов у Д. В. мало, т. к. на подобные должности всегда назначаются люди с большими связями»³⁸. Московский удельный округ возглавил управляющий Беловежской пущей М. С. Голенко (1863–1943)³⁹.

Любопытной представляется характеристика, данная Д. В. Ульянинскому его другом — в те годы еще и сослуживцем, а впоследствии известным историком искусства и библиофилом В. Я. Адарюковым: «По службе он по справедливости считался выдающимся работником; как начальник был строг, требователен и настойчив; будучи сам образцом исполнительности и аккуратности, он умел внушить их и своим подчиненным, и в его делопроизводстве никто никогда не опаздывал, все вовремя были на местах, и работа шла, как раз заведенная машина. <…> Он в отношении своих сослуживцев держался несколько особняком <…> но вместе с тем пользовался общим уважением»⁴⁰.

Примечательно, что Адарюков, переехавший по удельной службе в Петербург⁴¹, особо отмечал нежелание Ульянинского покидать Москву и переводиться в столицу, в Главное управление уделов: «Об этом переводе он не хлопотал, даже наоборот, когда поднимался об этом вопрос, он всегда говорил, что жизнь в Петербурге для него была бы тяжела. <…> Д. В. не любил Петербурга и редко туда ездил, Москву же он страстно любил и как-то с ней сроднился»⁴².

Д. В. Ульянинский действительно любил Москву. Ему повезло жить в казенной квартире⁴³, располагавшейся в одном из флигелей усадьбы И. О. Цурикова — Нарышкиных (ныне — Гоголевский бульвар, 12, строение 1), где с 1830 года находилась контора Московского удельного округа. В разные годы усадьбу посещали И. И. Пущин, К. Ф. Рылеев, А. Н. Островский, А. А. Фет, И. Е. Репин и другие. Здесь останавливался И. С. Тургенев, приезжая в Москву. Э. Ф. Ципельзон, известный в советские годы букинист и коллекционер автографов, рассказывал: «О доме <…> я слыхал еще в юности. Когда в нем останавливался И. С. Тургенев, швейцар дома оповещал всех, что к ним <…> генерал приехал»⁴⁴.

Колоритное описание этих мест оставил журналист С. С. Раецкий (1883–1925): «Я пробираюсь узенькими тротуарчиками среди разбросанных по обширным дворам, между садами, жилых корпусов и служб. Тут же чрез голые ветви деревьев виднеются коричневые главки соседней приходской церкви, а там вдали возвышается монументальная громада храма Христа Спасителя. Золото куполов сверкает бледноватым огнем в холодном воздухе мартовского дня. Это старинный московский уголок, дом удельного ведомства на Пречистенском бульваре. По неширокой, крытой, точно в тереме, лесенке я попадаю в боковой флигель при главном доме, охровый фасад которого со своей белой — “дней александровых” — колоннадой так приметно вырисовывается на внутреннем проезде бульвара. Здесь в этом флигеле — маленький дворец. Дворец книги»⁴⁵.

В первые годы службы Д. В. Ульянинский «играл в карты, частенько кутил в приятельской компании сослуживцев и знакомых»⁴⁶. Любовь к картам — «вечерком повинтить»⁴⁷ в кругу друзей — сохранилась у него на всю жизнь, однако не переросла в пагубную страсть.

Конечно, не обошлось без увлечения прекрасным полом. Но все это, по словам Н. Ю. Ульянинского, «прошло как-то мимолетно, скоро и <…> безболезненно»⁴⁸. Почему? «Суховат он был и не мало эгоистичен для того, чтобы связать тогда свою жизнь с другим человеком в ущерб личным удовольствиям и свободе, а тут могли препятствовать соображения и иного рода: родители чаяли для своего Митиньки достойной партии и по происхождению и по достатку, да и сам он в пору своей молодости едва ли женился бы на особе, не равной ему и по происхождению и по достатку»⁴⁹.

 

Создание библиотеки: старая любовь возвращается

Однако все изменилось в 1892 году. Именно тогда нашего героя захватило увлечение, предопределившее всю его дальнейшую судьбу. «Неприметно подошла пора отрезвления от жизненного угара молодости. Свой уютный домашний уголок стал манить неодолимо, властно. Я перевез к себе в Москву старую юношескую библиотеку. <…> Былая, временно заглохшая, страсть к книгам и их приобретению вспыхнула неудержимо, и я всем своим существом устремился ей навстречу»⁵⁰. Этот «уравновешенный, спокойный и выдержанный»⁵¹ человек, от всей фигуры которого «веяло аристократизмом»⁵², вдруг со всей горячностью, на какую был способен, отдался прежней «страсти».

Отметим, что 1892 год принято считать годом основания библиотеки Д. В. Ульянинского⁵³, с этого времени начавшего планомерно покупать книги для нее. В начале своего собирательства Ульянинский принадлежал к так называемым библиофилам «геннадиевского толка»⁵⁴, которые приобретали исключительно редкие книги, независимо от их содержания. Но вскоре поняв, что это бесцельная трата времени и денег⁵⁵, он постепенно остановился на пяти отделах: 1) материалы по истории русского просвещения и литературы; 2) библиография (по мнению современников, «венец его библиотеки», «гордость» коллекционера⁵⁶); 3) генеалогия; 4) Rossica (до начала XVIII века); 5) русская словесность преимущественно XIX века до 1880-х годов⁵⁷.

Прежние биографы Д. В. Ульянинского не задавались вопросом, в какой последовательности он начал собирать книги по данным разделам. Между тем это позволяет лучше понять логику формирования коллекции. В найденных нами воспоминаниях историка и палеографа П. К. Симони сообщается: «Сперва Ульянинский собирал труды по библиографии, по истории литературы, позже присоединил генеалогию, но под конец жизни задумал пополнить иконографию»⁵⁸.

Итак, определившись в своих библиофильских вкусах, Дмитрий Васильевич с удвоенной энергией приступил к созданию собственной библиотеки, вскоре сделавшись одним из видных книжников Первопрестольной. Неслучайно московский букинист, «злейший враг своего собственного состояния», страстный рыболов и поэт-любитель А. М. Старицын посвятил ему следующие строки:

Есть меж ними собиратель

Ульянинский — он не стар,

Но талант ему создатель

Очень, очень дюжий дал,

Собирает энергично,

Любит в книге «лучший вид»

И со временем отлично

Среди прочих заблестит⁵⁹.

Д. В. Ульянинский поистине «жил только книгой»⁶⁰. По сути, ей был подчинен весь распорядок его дня. Обыкновенно после плотного обеда (библиофил любил вкусно поесть, друзья с удовольствием вспоминали его обильные завтраки и обеды⁶¹) он обходил книжные и антикварные магазины Москвы, где «усердно рылся»⁶² в поисках новинок. Местные «искатели жемчуга»⁶³, как называли антикваров и букинистов коллекционеры в те годы, хорошо знали Ульянинского и между собой именовали «чистоплюем» за привередливость в отборе книг. Дмитрий Васильевич покупал исключительно «безукоризненной сохранности»⁶⁴ экземпляры, предпочитая необрезанные, в издательских обложках и в идеале — неразрезанные, то есть в «девственном виде»⁶⁵. К переплету также предъявлял ряд требований: он «должен соответствовать времени издания. Можно допускать разницу лет в 10–15 не больше. <…> Новым переплетом, хотя бы самым дорогим, экземпляр портится⁶⁶. Как исключение можно допустить новый переплет на старинную книгу лишь при условии отличной имитации старому переплету, с форзацами из подлинной старинной бумаги»⁶⁷.

Впоследствии современники удивлялись умению Ульянинского виртуозно подбирать «для реставрируемой обложки узор старой бумаги»⁶⁸. Уход за книгами коллекционер возвел в своеобразный культ. Ежегодно перед наступлением лета он собственноручно удалял пыль со своих книжных сокровищ — тщательно, не торопясь, с присущей ему аккуратностью. Уезжая в отпуск, предварительно закрывал книжные шкафы от солнца. Никому, за редчайшим исключением, не давал книги на дом⁶⁹; исключения же делались лишь для внушавших «полную уверенность, что пользователь книгами отнесется к ним столь же заботливо, как и владелец»⁷⁰.

Не допускал, кстати, Дмитрий Васильевич никаких послаблений в данном вопросе и для себя. «Д. В. <…> не всегда пользовался своими книгами и предпочитал работать с чужими экземплярами, и для справок, например, в “Книжной летописи”, <…> которая по своей внешности вовсе не представляет библиофильского издания, он нередко обращался в библиотеку Русского библиографического общества, откладывая справки на 1–2 недели»⁷¹.

Приращение коллекции происходило постоянно. «Ежегодные покупки книг производились, по-видимому, довольно равномерно. В первую половину коллекционерства (1892–1902) они <…> простирались от 150 до 200 названий в год; такой же темп соблюдался и в остальное время (иногда с несколько повышенной интенсивностью)»⁷². К 1913–1914 годам библиотека оценивалась в сумму свыше 25 тысяч рублей⁷³.

Собрание пополнялось не только за счет друзей, непосредственного обращения к авторам и издателям, «книжной охоты» по магазинам и каталогам наличного ассортимента. В первые годы собирательства Ульянинского можно было встретить на знаменитых московских рынках — Сухаревском⁷⁴ и Смоленском⁷⁵. Однако к началу ХХ века эти «книжные Эльдорадо»⁷⁶ оскудели. «Большинство опытных московских любителей сюда не заманишь ни за что, так как им известно очень хорошо, что найти здесь настоящую любительскую книжку все равно что выиграть 200 тысяч»⁷⁷, — писал библиофил в 1903 году.

Подтверждает его слова забытая ныне статья 1914 года «У Сухаревой башни (из картинок “умирающей” Москвы)» Ю. М. Бочарова — журналиста газеты «Раннее утро»⁷⁸: «Кто помнит прежний воскресный сухаревский торг, тот, попадая на теперешнюю “Сухаревку”, проходит по площади не без некоторой грусти о прошлом. <…> Любителю книги тоже ничего не осталось делать здесь. У сухаревских букинистов на прилавках: “Советы молодым супругам”, “Продажа девушек в дома разврата”; издания Аскарханова, Максимова заняли теперь место книг, среди которых прежде можно было выбрать нужную и интересную. Редко-редко, если какой-нибудь букинист выставит теперь на прилавок скупленную им чью-нибудь порядочную библиотеку. На “Сухаревку” он несет обычно фальсификацию книги, лубок, рассчитывая не без основания на привлечение покупателя в большем числе. И сколько подростков толпится теперь около книжных палаток, с жадностью разглядывая обложки бесчисленных “физических миров” и “советов влюбленным”!»⁷⁹

Д. В. Ульянинский был неразрывно связан с этой «умирающей» Москвой. Обычно его утро начиналось с прогулки по скверу храма Христа Спасителя, в зимнее же время года предпочтение отдавалось красотам Пречистенского бульвара. Кроме того, из архивных материалов выясняется, что он любил московский «православный уклад»⁸⁰. «В Бога <…> верил, бывал на богослужениях не только в официальных случаях, но и по собственному религиозному побуждению, исправно говел в соседней приходской церкви»⁸¹. Об этой стороне жизни Дмитрия Васильевича дают представление его письма. Например, приветствуя указ императора Николая II «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 года, он писал другу — антиквару-букинисту старообрядцу П. П. Шибанову: «Христос воскресе! Добрейший Павел Петрович! С особым удовольствием поздравляю Вас со столь давно жданным манифестом, <…> снявшим оковы духа с Вас и всех Ваших. Сердечно радуюсь за Вас. Прошу Вас передать мое искреннее поздравление Вашему почтенному о. настоятелю»⁸². Или, выражая соболезнования в связи с преждевременной кончиной Л. П. Шибанова (1868–1908)⁸³ — родного брата антиквара: «Хотел сегодня непременно быть лично на Рогожском кладбище, чтобы вместе с Вами всеми помолиться об упокоении души новопреставленного Льва Петровича и проводить его в последнее земное убежище, но разные служебные дела не позволили уехать»⁸⁴…