Бытописатель Москвы

Императорский Московский университет. 1820-е годы

Об историке, этнографе, фольклористе Иване Михайловиче Снегиреве (1793–1868).

Русский историк, социолог, публицист ХIХ века Константин Дмитриевич Кавелин в очерке «Московские славянофилы сороковых годов» дал блестящую характеристику той роли, которую стала играть Москва в царствование императора Николая I: «С самого начала тридцатых годов здесь, вдали от центра законодательной и правительственной деятельности, сосредоточились лучшие литературные силы и вновь начала развиваться научная и литературная деятельность. Прежде в Москву уезжали жить вельможи, потерпевшие неудачу, впавшие в немилость и потому недовольные; теперь она стала мало‑помалу сборным местом русских мыслящих людей всех возможных направлений, не находивших или не искавших служебной деятельности. Образовались литературные салоны, появились журналы, около которых группировались литературные кружки. Университет играл в этом движении немалую роль, главным образом в лице своих воспитанников, из которых пополнялись ряды писателей и литературных талантов»1. Упомянутые кружки и салоны сделались существеннейшей приметой «московского духа». Причем если салон 1820‑х годов носил, скорее, светский характер и его тип можно определить как «музыкально‑литературный» (наиболее показательный пример — собрания в доме княгини Зинаиды Волконской), то позже тематическая направленность меняется: салон превращается в кружок, где обсуждаются преимущественно философские, общественные, политические вопросы. В 1830–1850‑х годах были популярны салоны А.П. Елагиной, графини Е.П. Ростопчиной, Н.Ф. и К.К. Павловых; славянофилы собирались у А.С. Хомякова, С.Т. Аксакова, С.П. Шевырева, М.П. Погодина; вскоре образовались кружки Ю.Ф. Самарина, Д.Н. Свербеева, кружок молодой редакции журнала «Москвитянин». Зачастую умственная жизнь Первопрестольной сосредоточивалась во-круг отдельных известных личностей — Т.Н. Грановского, А.С. Хомякова, П.Я. Чаадаева… Здесь, впрочем, можно назвать и других, быть может, не столь знаменитых, но в интеллектуальном отношении не менее притягательных людей. Наш рассказ именно о таком человеке, ныне полузабытом, — профессоре Московского университета, влиятельном цензоре, собирателе и исследователе русских древностей Иване Михайловиче Снегиреве. Будучи знаком со многими выдающимися деятелями своего времени, он, однако, не примыкал ни к одному из «направлений», а стоял особняком, являясь при этом едва ли не всеобщим «центром притяжения». До сих пор о нем нет сколько‑нибудь подробного очерка2. Между тем немалую ценность представляют не только научные труды, но и дневник И.М. Снегирева, куда он аккуратно вносил как мельчайшие бытовые подробности, так и события большого общественного и историко‑литературного значения. Хотя Иван Михайлович вел записи «для себя», не имея в виду их публикации, оставленный им дневник, а также неоконченные воспоминания занимают видное место в русской мемуаристике ХIХ столетия благодаря широкому кругу знакомств автора в литературном мире3.
* * *
Жизнь И.М. Снегирева — коренного москвича — с самого рождения была связана с  Императорским Московским университетом. Родился он в семье магистра философии Михаила Матвеевича Снегирева, учителя Академической гимназии при университете, позже ставшего профессором ИМУ. Благодаря отцу юный Снегирев получил хорошее домашнее образование и девяти лет от роду поступил в эту гимназию, а на пятнадцатом году стал студентом университета. Занимаясь на словесном (историко‑филологическом) факультете, он проявил особый интерес к классическим языкам и римским древностям; по окончании курса с отличием защитил диссертацию и получил степень магистра словесных наук. В дальнейшем на протяжении 20 лет И.М. Снегирев преподавал в университете — читал лекции по латинскому языку и римским древностям. Его первые научные труды посвящены классической филологии; он — автор латинской грамматики, выдержавшей несколько изданий. Но главным и любимым предметом Ивана Михайловича были древности русские, и особенно московские. Иван Александрович Гончаров, тогда студент словесного отделения университета, вспоминал: «И.М. Снегирев, профессор латинской словесности и древностей, был очень замечательною фигурой во многих отношениях. Вкрадчивый, тонкий, но в то же время циничный, бесцеремонный, с нами добродушный, он разбирал римских писателей»4. Интерес к русской старине возник у Снегирева как бы по аналогии — из занятий античностью. В его дневнике есть запись: «Шевырев предлагал мне составить по образцу римских древностей из русских науку, систему, в коей бы изображалась жизнь русского народа». Но корни этого увлечения лежали гораздо глубже — в семейном предании, в живой традиции. Еще мальчиком он заслушивался рассказами своего прадеда Ивана Саввича Брыкина, старожила подмосковного дворцового села Измайлова — старинной вотчины Романовых. «Всего не припомнишь, что я слыхал от Ивана Саввича; <…> но в памяти моей запечатлелись рассказы его, как Петр I пожаловал ему (или, кажется, отцу его) серебряный рублевик, примолвив: “Смотри же, береги, на орехах не пролакомь”. Этот царский рублевик хранил старец как святыню, носил его в шелковом кошелечке на груди с крестом и заповедал похоронить себя с ним, что при мне исполнено. Имея твердую до глубокой старости память, <…> он любил вспоминать про старину, она оживала в его речах, которые лились рекою; к ним приплетал он пословицы, прибаутки и притчи, которые и я у него заимствовал». Уже с начала 1820‑х годов научные интересы И.М. Снегирева направлены в область русской этнографии и народной словесности, или, как тогда выражались, «русской народности». Он собирает пословицы и песни, записывает обряды и праздники, занимается исследованием лубочных картинок. В 1830–1840‑х годах выходят «Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках», «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» (то и другое в четырех выпусках), «О лубочных картинках русского народа» — труды, принесшие Снегиреву известность и всеобщее признание. Следует особо отметить, что Иван Михайлович первым (еще до знаменитых изданий В.И. Даля и Д.А. Ровинского) обратился к изучению этих областей народного творчества. Научная деятельность Снегирева как фольклориста и этнографа проходила в русле общеевропейской тенденции возрождения интереса к национальной стихии в эпоху романтизма. В этом плане ее можно сопоставить с трудами немецких романтиков — братьев Гримм (с Якобом Гриммом Снегирев, кстати, состоял в переписке и посылал ему свои произведения), Августа и Фридриха Шлегелей, осмыслявших народное творчество как величайшую культурную ценность. Другая область интересов Снегирева — археология и история Москвы…