«Дивное смешение истины с обманом»

Тверской бульвар. Литография. 1825 год. Дом-музей А.И. Герцена

О существовавшем в Москве в первой половине XIX века Осташевском саде.

«Не знаю, что это был за благодетель Осташевский (так у автора. — А. Н.), но он создал такой волшебно‑фантастический уголок, где воображению детей, их любопытству представлялся нескончаемый материал. Редкие птицы, блиставшие яркими колерами южного солнца, дикобразы и разные небольшие зверьки, которые юркали в своих пещерах и норах. Поэтическая таинственность также нашла место в этом саду. Я помню среди больших деревьев пещеру; тогда она уже была загорожена решеткой. Перед жертвенником сидел как живой старец с длинной седой бородой в длинной греческой одежде. Механизм жертвенника был устроен так, что когда кто входит в пещеру, то старец подымался и простирал над ним свои костлявые руки. Одна дама, войдя в пещеру, при виде  движущегося привидения так сильно испугалась, что едва ли не поплатилась жизнью. Вследствие чего явилась и решетка. Но Осташевский не забывал и русскую народную поэзию. У него была в саду изба, в которой на стенах висели картинки, не лишенные нравоучительного юмора. Тут была баба, которая потребовала продажи коня, чтобы купить себе наряды. Муж так и сделал. Но когда настало время пахать, он запряг ее во всех ее нарядах, и франтиха сама должна была тащить соху. Поразительно было изображение зевающего мужика на печке. Особенно публика приходила и долго стояла перед этим изображением. <…> Действительно, я помню, что после нескольких минут все начинали усердно зевать. Кажется, этот сад мог быть довольно поэтическим эльдорадо для шестилетнего ребенка»1. Так вспоминал свое детство в Москве архитектор В.О. Шервуд. Столь много внимания уделив саду, он, однако, ничего не сказал о владельце — Казимире Ивановиче Осташеве. Действительно, биографические сведения об этом человеке достаточно скудны. Известно описание его облика, более походящее на карикатуру: «Здоровяк с красноватым лицом, с закрученными вверх усами, с унтер‑офицерской походкой старых “бурбонов” (офицер, вышедший из нижних чинов. — А. Н.); всегда в венгерке с бранденбургами (двойные петли. — А. Н.), постоянно раздушенный самыми крепкими сногсшибательными духами»2. Если верить автору этого эскиза, Казимир Иванович был отставным польским майором, прибывшим в Москву в поиске казенного места. Сведя знакомство с двумя сестрами‑дворянками, он сделался их постоянным партнером в дурачки и таким образом обрел покровительство барынь — кстати, женщин весьма почтенного возраста. Дамы столь горячо увлеклись бывшим офицером, что оставили ему свой домик на Тверском бульваре. Ранее здесь жила семья флигель‑адъютанта Плохова, до нее — князья Волконские. После Осташева владение перешло к генералу Лукашу, затем к генерал‑майорше Крекшиной. Ныне на этом месте располагается более позднее здание (Тверской бульвар, 17). По смерти сестер Осташев зажил в собственное удовольствие. «Казимир Иванович превратил сад дома своего на Тверском бульваре в какую‑то кунсткамеру. По всем аллеям понаставил он множество гипсовых выкрашенных кукол в рост человека: тут были и Венеры, и Аполлоны, и солдаты в полной амуниции, и крестьянки в кокошниках, и львы, и барсы, и козы — одним словом, “чего хочешь, того просишь”. Посреди сада был вырыт пруд, в котором плавали лебеди. По дорожкам и лугам прогуливались павлины, индейские петухи, журавли, цапли и другие птицы. В бесчисленных беседках поставлены были органы, часы с музыкой, эоловы арфы3, барабаны, отбивавшие с помощью какого‑то механизма  разные трели, и кукующие деревянные кукушки. По дорожкам стояли верстовые столбы с надписями: “От первого вздоха до признания — один шаг”, “От признания до восторга и счастья — мгновение”, и т. д. в том же роде. По вечерам в сад Осташевского, который был открыт для всех, съезжались с детьми знавшие и не знавшие его. Хозяин всегда был замечательно любезен с дамами и в особенности с дамами пожилых лет»4. Позднее Казимир Иванович влюбился в некую польку, которая обобрала его и бросила. Промотав все состояние, он просил на улицах милостыню и умер дряхлым нищим стариком. Из чудес сада примечательна описанная В.О. Шервудом «пещера со старцем». Судя по всему, она играла роль павильона. В литературе, посвященной садово‑парковому искусству XVIII–XIX веков, такие павильоны фигурируют под названием «эрмитаж» (от греческого ρημία — ‘пустынное место, одиночество’). Моду на подобные вещи российские эстеты восприняли из Европы, где садовые пещеры (гроты, хижины) начали устраивать еще в эпоху Возрождения. Образ старца, одиноко пребывающего на лоне природы, восходит к аскетической традиции отшельничества. Поэтому нередко хозяева садов приглашали обитать в гротах настоящих монахов, а бывало, сами выступали в качестве «аскетов» или звали на эту «должность» желающих подзаработать. Оговаривались условия службы: плата, аксессуары (очки, книга, песочные часы), срок «пустынничества» и прочее. Посетитель, набредя во время прогулки на «отшельника», обращался мыслями к вечности, погружался в философские раздумья. Многие сады Европы и России имели такие павильоны. Например, в Баболовском парке Царского Села имелся грот «Монах». Существует версия, что увиденная там статуя затворника отразилась в образе «угрюмого финна» из поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила». Установка в «эрмитажах» статуй представляла собой более экономный способ уготовить гостю сада вдохновенную встречу, чем наем имитатора. Изваянию, однако, Осташев предпочел автомат, чем низвел высокую идею до фокуса, который только отвлекал от созерцательности, а в иных случаях действительно мог довести до обморока, как ту даму. Конечно, не исключается, что упомянутый Шервудом «седобородый старец» отшельника вовсе и не символизировал, а являлся попросту данью моде. М.Н. Загоскин, бывавший у Осташева, также запечатлел обстановку сада: «Какое дивное смешение истины с обманом! Вы идете по крытой аллее, в конце ее стоит огромный солдат во всей форме. Не бойтесь — он алебастровый. Вот на небольшой лужайке посреди оранжерейных цветов лежит корова… Какая неосторожность!.. Успокойтесь — она глиняная. Этот сад можно также причислить к разряду публичных садов, потому что он благодаря радушному хозяину открыт для всех, желающих полюбоваться его затейливым разнообразием»5…