Бренна: после отъезда из России

Г.-Л. Лори-старший, М.-Г. Лори-младший. Вид на Большой дворец в Павловске со стороны парка. Раскрашенная гравюра. Начало XIX века

О последнем периоде жизни художника и архитектора Винченцо (Викентия Францевича) Бренны (1745/47-1820).

«Российский» отрезок биографии В. Бренны хорошо исследован, чего, однако, нельзя сказать о последующих годах, проведенных Бренной в Европе. Данная статья, основанная главным образом на архивных документах (прежде всего переписке), обнаруженных мной при изучении русско‑итальянских художественных связей XVIII века, призвана в значительной степени заполнить остающиеся пробелы.
Родился Винченцо, как предполагают, во Флоренции, но его семья, вероятно, происходила из швейцарского кантона Тессин (Тичино). Римский период жизни Бренны (1767–1777), когда он рисовал древности и был дружен с Джакомо Кваренги, а также период работы у польских аристократов Потоцкого, Любомирского, Чарторыйского, уже частично изучены¹.
В Россию архитектор прибыл в 1784 году по приглашению Великой княгини Марии Феодоровны, супруги будущего императора Павла I, и сначала до своего назначения придворным архитектором занимался в основном не архитектурой, а декоративной живописью — расписывал дворцовые залы и павильоны в Гатчине и Павловске, резиденциях цесаревича Павла Петровича. 13 апреля 1784 года (все даты по старому стилю) Мария Феодоровна просила управляющего Павловском сообщить, «завершил ли Бренна роспись, которая должна быть в плафоне, и каково впечатление от нее?»² Наряду с Бренной, в Павловске тогда трудились и другие художники — русский Ф. Данилов, француз Ф.-Г. Виолье, итальянец К. Скотти. Великая княгиня неустанно давала указания: «Проследите, чтобы Бренна в столовой не напестрил в цвете. Вы сообщаете о голубом, зеленом и белом тонах, хотя я вас просила о белом и темно‑желтом, как на Каменном острове»³, где находился городской дворец великокняжеской семьи. В 1785 году от Бренны потребовали сделать для Павловска «эскизы всех плафонов в новых апартаментах и рисунки печей», а в 1787‑м — «рисунки Итальянского зала»⁴. В дворцовом архиве есть много расписок художника за краски, употребленные в разных зданиях павловского ансамбля — в вольере (1784), четырех дворцовых покоях на первом этаже (1786), Холодной бане (1790) и так далее.

В ноябре 1797 года у Бренны родилась дочь, крестными стали цесаревич с супругой. Мастеру был пожалован бриллиантовый перстень. Судьба девочки не известна — возможно, она умерла в младенчестве⁵.
Как многие соотечественники, Бренна старался помогать своим итальянским род­ст­венникам, приезжавшим по делам в Россию. Об этом свидетельствует прошение, написанное им 27 апреля 1799 года императору Павлу I: «В прошедшем августе <…> Вы соблаговолили милостиво рассмотреть плачевную участь моего племянника дона Филиппа Бадоса, апостолического пронотария (ватиканского чиновника. — В. А.), который сопровождал Папу, когда тому пришлось оставить Рим и удалиться в Сиену, откуда в прошедшем июне он послал моего племянника к Вашему Величеству, вручив ему свое бреве (послание. — В. А.). Осмеливаюсь умолять Ваше Величество даровать ему свою милость ввиду того, что он все потерял, в том числе свои привилегии в качес­тве римского каноника, и, кроме того, направляясь сюда, был ограблен на тосканской границе отрядом французских гусар, что доказывают имеющиеся у него документы. <…> Не соблаговолите ли Вы предоставить ему церковную должность согласно Вашему усмотрению»⁶.
Получив 30 января 1802 года увольнение в отпуск, Бренна, тем не менее, весну и лето вынужден был провести в Петербурге, распродавая немалое имущество, улаживая дела по Исаакиевской церкви, которую достраи­вал, и ведя тяжбу с немецким мастером Дункелем, оспаривавшим свое отстранение от должности по требованию Бренны. Чтобы ускорить этот процесс, он 13 мая писал новому императору Александру I: «Я в начале июня уезжаю и уже морем отослал багаж, состоящий из старых картин, во Францию, а именно в Париж, куда и сам собираюсь, пользуясь отпуском, который мне предоставили Вы и Ваша Августейшая мать. <…> Кроме того, моя жена ждет меня в своей родной Померании, уехав по состоянию здоровья еще в мае прошлого года, ибо, по мнению врачей, не может поправиться без лечения водами в Спа, куда в лечебный сезон [я] должен ее сопровождать»⁷.
В связи с указанными обстоятельствами Бренна только 15 августа 1802 года забрал паспорт для себя, своего ученика Карло Росси и слуги Антонио Амбони и отправился через Лифляндию, Курляндию и Пруссию в немецкий Штеттин (ныне Щецин в Польше), откуда была родом его вторая жена Луиза Вильгельмина Трауфельдт (первая, возможно, умерла в Риме). Перед отъ­ездом он распорядился выдать каменных дел мастерам Джованни Руске и Луиджи Руске, занятым на постройке Исаакиевской церкви, соответственно 500 и 1000 руб­лей на «окончание аттика, сводов, купола и крыши», а также обещал императрице Марии Федоровне через полтора года вернуться, однако этого не случилось. Отметим, что русский язык за двадцать с лишним лет работы в России Бренна так и не выучил и пользовался услугами переводчика Дорезона.
В Петербурге у Бренны остались друзья и коллеги, в их числе — придворный архитектор Джакомо Кваренги, к которому адресована записка: «Дорогой друг. <…> Сегодня не смогу насладиться обедом с вами, ангажирован одной прекрасной дамой. Мне жаль, что не сумею к вам прийти и закончить наши дела. Разные пояснения по Михайловскому замку, которые надо подготовить для императора, ими я занимался и буду заниматься еще несколько дней, <…> однако через два‑три дня постараюсь к вам зайти»⁸.
Маршрут покинувшего Россию Бренны можно проследить по депешам российских дипломатов. Так, 8 февраля 1803 года посол в Берлине М. М. Алопеус извещал Марию Федоровну: «Г-н Бренна отсюда уехал в Париж приблизительно четыре недели назад, но, предполагаю, едет он медленно. <…> Незадолго до своего отъезда г‑н Бренна передал мне портфель со словами, что в нем находятся рисунки, принадлежащие Вашему императорскому величеству. Я его переслал в Петербург с курьером Струве, выехавшим из Берлина 16/28 января»⁹. Данную информацию 17 февраля уточнил посол в Дрездене В. В. Ханыков: «Г-н Бренна более трех недель назад выехал из Берлина, направляясь в Париж через Дрезден и Лейпциг»; в Лейпциге «провел всего два дня» и 15 января отправился дальше¹⁰.

Судя по письму Бренны, посланному 2 марта 1803 года секретарю императрицы Г. И. Вилламову из Парижа, он прибыл туда, оставив весь багаж в Штеттине, включая «огромное число рисунков» в закрытом ящике. Ящик хранили слуги, которые сами не могли найти материалы, затребованные императрицей для восстановления Павловского дворца, сильно пострадавшего от пожара. Зодчий объясняет причину своей поездки в Европу: «припадки подагры» у жены и собственная «покалеченная рука», поврежденная при падении в Павловске восемь лет назад; парижские врачи рекомендовали супругам полечиться «на водах в Спа или Аахене». И далее: «В пути находятся картины и другие вещи. Я их жду. Вы понимаете, что, предприняв вшестером поездку, я сильно поистратился, и мне было бы неудобно вернуться сейчас в Штеттин, заняться делами и отложить лечение водами. По правде сказать, кроме того, я храню среди моих рисунков и увражей (работ, произведений. — В. А.), исполненных в России, все нужное мне как художнику, т. е. планы, шаблоны, детали, и только я могу все собрать воедино, да и то с большим трудом и разбором. <…> Предположим, что эти рисунки для практического исполнения попадут кому‑то другому; он должен постараться понять их первоначальный порядок, что может и не получиться и оттого утратит оригинальность и стиль»¹¹. Бренна обещал разобраться со своими рисунками (их насчитывалось около 5000; куда делось это огромное собрание — неизвестно) только после возвращения в Штеттин. Вскоре, однако, решение проблемы нашлось: «К счастью, со мной приехал мой помощник Росси, сын мадам Лепик, он служит в Кабинете Его величества и получил просимое мною у Его величества дозволение на двухгодичную поездку. Он в Париже, и ради совершенствования я отдал его в обу­чение хорошим мастерам. <…> Так как он обучался в Павловске, то ему не составит труда отыскать и отобрать в Штеттине рисунки и по возможности скорее отвезти их в Петербург к Ее величеству императрице. Он также в состоянии рассеять сомнения, устранимые без рисунков, и объяснить перемены, предпринятые в ходе работы»¹²...