«Он из швейцарца превратился в русского»

Иван Михайлович Сеченов писал: «Всего более поражало в нем (Эрисмане. — Н. К.) то, что он из швейцарца превратился в русского, искренне полюбил Россию и отдал все лучшие годы своей жизни на служение ей»¹. Но это будет гораздо позже, а пока мальчик Гульдрейх Фридрих Эрисман растет в семье священника в Гонтеншвиле (швейцарский кантон Ааргау). И ведь большинство русских медиков‑гуманистов XVIII-XIX веков тоже вышли из семей скромных провинциальных священнослужителей! Сельская школа, классическая гимназия, медицинский факультет Цюрихского университета (1861), где блистали мировые знаменитости: анатом и физиолог К. Людвиг, хирург К. Бильрот, офтальмолог Ф. Горнер. Защита диссертации, в которой доказывалось, что неумеренное употребление табака и алкоголя приводит к нарушению зрения. Постоянное внимание к экономическим и социальным проб­лемам (публикация статьи «Преступ­ление и наказание с естественно-исторической и социалистической точек зрения», по­следующее членство в со­ци­ал­­-демо­кратической партии). Наконец, знакомство с русской сту­­денткой‑медичкой Надеж­дой Сусловой. «Редкая личность, благородная, честная, высокая», по словам Ф. М. Достоевского, Надежда Прокофьевна Суслова (1843-1918) стала первой в России женщиной‑врачом. Весной 1868 года Эрисман и Суслова сыграли свадьбу, на которой присутствовал друг жениха И. М. Сеченов.

Авторитет Федора Федоровича среди коллег был неоспорим. Его избрали председателем Пироговского съез­­да, правления Пироговского общества, редакционного комитета по составлению «Земско‑медицинского сборника», комиссии по сооружению памятника Н. И. Пи­рогову, он был главой Московского гигиенического общества. Бли­зилось открытие
в Моск­ве XII Международного съезда врачей (1897), одним из деятельнейших
участников подготовки к которому являлся опять же Ф. Ф. Эрисман. И вдруг… Вновь процитирую И. М. Сеченова: «Не могу не вспомнить печального факта удаления профессора Эрисмана волею начальства из Московского университета. <…> Причина, из‑за которой его удалили, осталась неизвестной, но, конечно, в силу господствующей у нас сие время теории неблагонадежности, <…> которая чувствуется начальством носом»5. Хотя опубликованные материалы6 свидетельствуют: слежка Охранного отделения за Эрисманом никакой «неблагонадежности» в нем не выявила. Тот же И. М. Сеченов утверждал: «Я знал Эрисмана более 25 лет; мы были с ним приятели; от меня он не скрывал ни своих взглядов, ни своих убеждений, и я могу свидетельствовать по совес­ти, что он не был человеком крайних мнений»

Для получения полной версии статьи обратитесь в редакцию