Иван Михайлович Сеченов писал: «Всего более поражало в нем (Эрисмане. — Н. К.) то, что он из швейцарца превратился в русского, искренне полюбил Россию и отдал все лучшие годы своей жизни на служение ей»1. Но это будет гораздо позже, а пока мальчик Гульдрейх Фридрих Эрисман растет в семье священника в Гонтеншвиле (швейцарский кантон Ааргау). И ведь большинство русских медиков‑гуманистов XVIII-XIX веков тоже вышли из семей скромных провинциальных священнослужителей! Сельская школа, классическая гимназия, медицинский факультет Цюрихского университета (1861), где блистали мировые знаменитости: анатом и физиолог К. Людвиг, хирург К. Бильрот, офтальмолог Ф. Горнер. Защита диссертации, в которой доказывалось, что неумеренное употребление табака и алкоголя приводит к нарушению зрения. Постоянное внимание к экономическим и социальным проблемам (публикация статьи «Преступление и наказание с естественно-исторической и социалистической точек зрения», последующее членство в социал-демократической партии). Наконец, знакомство с русской студенткой‑медичкой Надеждой Сусловой. «Редкая личность, благородная, честная, высокая», по словам Ф. М. Достоевского, Надежда Прокофьевна Суслова (1843-1918) стала первой в России женщиной‑врачом. Весной 1868 года Эрисман и Суслова сыграли свадьбу, на которой присутствовал друг жениха И. М. Сеченов.
Авторитет Федора Федоровича среди коллег был неоспорим. Его избрали председателем Пироговского съезда, правления Пироговского общества, редакционного комитета по составлению «Земско‑медицинского сборника», комиссии по сооружению памятника Н. И. Пирогову, он был главой Московского гигиенического общества. Близилось открытие
в Москве XII Международного съезда врачей (1897), одним из деятельнейших
участников подготовки к которому являлся опять же Ф. Ф. Эрисман. И вдруг… Вновь процитирую И. М. Сеченова: «Не могу не вспомнить печального факта удаления профессора Эрисмана волею начальства из Московского университета. <…> Причина, из‑за которой его удалили, осталась неизвестной, но, конечно, в силу господствующей у нас сие время теории неблагонадежности, <…> которая чувствуется начальством носом»5. Хотя опубликованные материалы6 свидетельствуют: слежка Охранного отделения за Эрисманом никакой «неблагонадежности» в нем не выявила. Тот же И. М. Сеченов утверждал: «Я знал Эрисмана более 25 лет; мы были с ним приятели; от меня он не скрывал ни своих взглядов, ни своих убеждений, и я могу свидетельствовать по совести, что он не был человеком крайних мнений»
Для получения полной версии статьи обратитесь в редакцию
